Дипломная работа
1993. Опубликовано в историческом альманахе Армагеддон (весна 2000)
Летопись Яна Амоса Коменского и киевские предания о Елье
Моровлине
История
изгнанника русского князя Олега дошла до нас в изложении польских и чешских
историков XVI-XVIII вв. От Олега Моравского с XVI в. вели свою родословную
представители одного из знатнейших моравских родов - графов Жеротинских.
Впервые о «Колеге, сыне Колги», основателе рода Жеротинов, поведал в своем
произведении «Zrdcadlo slavneho Morawskeho» (1593) польско-чешский историк XVI
в. Бартоломей Папроцкий1.
Колег, сын Колги
(Олег, сын Олега), сообщает Папроцкий, был племянником киевского князя Ярополка
Святославича (972-978). Из-за преследований со стороны своего дяди Олег
вынужден был бежать в Чехию, куда он прибыл с большим запасом золота и серебра.
В Чехии изгнанник отказался от титула «князь» и принял достоинство рыцаря. Олег
явился основателем моравского рода Жеротинов.
Начало рода
Жеротинов Папроцкий относит к 861 г., хотя заимствованная им из русских
летописей история борьбы за власть сыновей Святослава - Ярополка, Олега и
Владимира происходила в 70-ые гг. X в. Использование Папроцким летописного
рассказа имело целью возвести генеалогию основателя рода Жеротинов к известному
русскому знатному роду Рюриковичей.
Повествуя о
переселении Олега в Чехию, автор приводит заслуживающую интереса анекдотическую
историю. Олег, прибыв в Чехию, якобы, не мог оставить русские привычки и часто
употреблял русское выражение «иди к черту», которое Папроцкий передает как «иди
к врагу». От этой его привычки, утверждал писатель, пошло его прозвище «враг» и
прозвание всего его рода «враговский». В этом прозвище, несомненно, в
действительности отражается древнерусское «варяг, от рода варяжского»,
заимствованное автором из недошедшего до нас источника, повествующего о русском
князе, варяге по происхождению.
О русском князе
Олеге, основателе рода Жеротинов, сообщается также в так называемой «летописи
Яна Амоса Коменского» - древней рукописи, использованной в начале XVII в. в трудах
знаменитого чешского ученого и великого педагога. Я. А. Коменского. В 1618-1621
гг., проживая в Моравии, Я.А. Коменский находился в числе приближенных знатного
вельможи Жеротина. По его просьбе он написал небольшое сочинение по генеалогии
рода Жеротинов «De origine baronum a Zierotin». Труд Коменского не сохранился
до нашего времени, однако сочинением Коменского пользовались другие чешские
историки.
Во второй половине
XVII века рукопись Коменского попала в руки известного чешского историка Томаса
Пешины из Чехорода. В своем труде «Mars Moravicus», вышедшим в свет в 1677 г.,
Пешина в подробностях изложил содержавшуюся в труде Коменского историю русского
князя Олега, основателя рода Жеротинов2.
После того, как в
939 году, сообщает Пешина, Моравия отпала от Чехии после убийства князем
Болеславом своего брата правителя Чехии князя Вацлава, прибывший из Руси князь
Олег в 940 году был провозглашен королем Моравии: «Quippe Moravi parricidium
Boleslai detestati, desuverunt ab imperio Bohemico omnes; et ut proprium, sicut antea, domi haberent Principem,
cuidam pricipibus Russiae, nomine Olgo, nepoti Jaropolci Kygoviensium ducis,
(vel Olga, que erat Jori, patris Jaropolci uxor, fratri». («Испытывая
отвращение вследствие братоубийства, совершенного Болеславом, Моравия совсем
отделилась от Богемской империи, чтобы
как и прежде иметь собственного князя, которым стал князь из рода русских
князей, по имени Олег, племянник Ярополка, киевского князя (или Ольги брат,
которая была женой Jori (Игоря), отца Ярополка».
После восшествия
на престол в 940 году Олег в течении нескольких лет вел упорную борьбу с
венграми, нападениями которых на Моравию руководил принц Токсис (Toxis) из рода
Арпадов. Венграм удалось захватить
часть Моравии и Велеград, столицу Олега. Олег действовал против венгров,
получая военную помощь от польского князя Земомысла и своих родственников из
Руси. В трехдневной битве при Брюнне (949 г.), войско Олега попало в засаду,
преследуя венгров, обратившихся в притворное бегство. Большая часть его погибла,
лишь немногие смогли прорваться из окружения и укрыться в близлежащей крепости
и непроходимых лесах. Олег, собрав остатки войска, вынужден был навсегда
покинуть Моравию и переселиться в Польшу к князю Земомыслу. По сообщению Пешины
там, в Польше, он вскоре и окончил свои дни.
Чешские историки,
вслед за Пешиной, излагавшие историю князя Олега по-иному передавали завершение
его биографии. J.G.Stredowsky и C.B.Hirchmenzel сообщали о возвращении Олега из
Польши обратно в Россию и участии Олега и прибывших с ним на Русь священников и
моравской знати в обращении русских в христианство3. Сохранилась в
трудах некоторых историков и дата смерти Олега – 967 г. J.G.Stredowsky, сообщая
о смерти Олега, замечает, что он умер в своем отечестве: «Anno 967. Olgus ultimus Moravicum Rex, pro illius
differentia temporis, in Russia exul, curis ac aetate fractus, vitem ibidem
defecit...»4.
(«В год 967 г. Олег, последний король Моравии, некогда ставший
изгнанником в России, сломленный возрастом и заботами, там же окончил свои
дни...»)
А.В. Флоровский, посвятивший «летописи Коменского» небольшое
исследование, выдвинул гипотезу, согласно которой, ссылка Я.А. Коменского на
русские хроники объясняется его знакомством с каким-то западнорусским
псевдоисторическим литературным произведением, в котором был использован
летописный рассказ о борьбе сыновей Святослава, соединенный с домыслом об Олеге.
Этот вывод
сопряжен с определенной натяжкой: характеристика русских известий,
заимствованных А.В. Флоровским у Папроцкого (рассказ об Олеге Святославиче и
Ярополке), была механически экстраполирована им на источник Коменского и
Пешины. В изложении Пешиной текста «летописи Коменского» указанные факты
русской истории практически не отразились, Исключением является сообщение
Пешины о происхождении Олега от брата Ярополка. Однако это сообщение самим
автором подвергается автором сомнению. Более чем вероятно, что известие это
заимствовано Пешиной у Папроцкого, на труд которого он ссылается в своем
произведении. Вообще русское
происхождение этого произведения сомнительно. В тексте изображаются события,
происходившие в Чехии и Польше, автор хорошо знаком с географией Чехии (упоминание Велеграда, Оломоуца, битвы при
Брюнне и т.д.). Генеалогия Олега и его русских родичей (Ольги и Игоря) выглядит
путанной и нечеткой. Создается впечатление, что автор летописи Коменского
вообще не был знаком с русскими летописями.
Научная репутация Я. А. Коменского не позволяет нам заподозрить ученого в банальной
фальсификации источника. Ссылка на русское происхождение «летописи Коменского»
должна была появиться вследствие ошибки ученого. Возможно, в распоряжении
Коменского оказалась древняя рукопись, написанная на старославянском языке,
глаголицей, кириллицей или, по крайней мере, латинскими глоссами, но с
сохранением старославянского диалекта. Этот источник, содержавший историю князя
Олега, и был принят Коменским за «русские анналы».
В Чешском
государстве после изгнания из Моравии учеников Кирилла и Мефодия
старославянский язык был еще в течении более чем двух столетий равноправным
партнером латыни. Только в самом конце XI- начале XII в. в Чехии он был
запрещен. Старославянская письменность подверглась гонениям, книги на
старославянском языке были уничтожены.
В рукописях до нашего времени сохранились жалкие останки старославянской
письменности: написанный глаголицей миссал X в., Пражские глаголические отрывки
XI в., написанные кириллицей глоссы в одной из латинских рукописей. Одна из
таких редких рукописей видимо сохранилась в архиве Жеротинов и была
впоследствии передана для ознакомления Я.А. Коменскому.
Я.А. Коменский, получив эту рукопись от Жеротина, на основе ее,
должен был составить краткое сочинение по генеалогии рода Жеротинов. Задача
Коменского очевидно состояла в том, чтобы уже известную от Папроцкого легенду о
происхождении Жеротинов дополнить фактами старинной рукописи, упоминавшей о
годах правления Олега, последнего короля Моравии.
А.Г. Кузьмин,
познакомившийся с известиями летописи Коменского в изложении польского историка
18 в. Х.Ф. Фризе, выдвинул предположение, что его источником могли быть древние
моравские хроники4. Не отрицая такую возможность, следует отметить,
что значительный интерес источника Коменского не только к моравским, но и
польским событиям быть может свидетельствует о том, что местом создания этого
сочинения могла быть территория, находившаяся одновременно как под польским,
так и под чешским влиянием, и даже вошедшая возможно затем в состав Польского
государства (ср. ссылку Папроцкого на польские аналлы). Наиболее крупным
культурным центром, отвечающим последнему условию является город Краков,
столица земли вислян, входивших в IX веке в состав Великой Моравии. В течении X
в. Краков был то частью Чешского (после 955 г.), то частью польского
государства ( с конца X в.). Православное болгарское духовенство Кракова,
подвергшееся в конце X в. гонениям со стороны прибывшего из Праги епископа
Адальберта4, имело все основания вспомнить и записать известную им
историю независимого от Чехии моравского короля Олега, пользовавшегося помощью
Руси и Чехии в борьбе с венграми и Болеславом. Некоторое основание связывать
Краков с преданиями об Олеге или Елье Моровлине дают западные приурочения к
Кракову первого подвига Ильи (освобождения некоего города, находящегося на пути
из Моравии в Киев).
Действительно ли
существовали древние источники, повествующие о повторном возвращении Олега
Моравского на Русь и приписывавшие ему ведение там проповеди христианства не
известно. Возможно, что этот эпизод его биографии явился результатом домыслов и
предположений позднейших историографов. Однако такой исход событий
представляется нам весьма вероятным.
В летописной статье 987 г. в связи с сюжетом о выборе веры
князем Владимиром рассказывается о прибытии ко двору киевского князя немецкого
посольства “от папы”. Было замечено, что немецкие послы называли себя
“учениками апостола Павла”, а не Петра, как то следовало делать правоверным
католикам. Павел считался апостолом славян, и пользовался наибольшим уважением
на Руси и в западнославянских странах, в том числе и в Моравии. Ответ послам,
вложенный летописцем в уста князя Владимира: “отцы наши сего не приняли суть”,
позволяет предположить, что деятельность католических миссионеров, “учеников
Павла” на Руси могла иметь место в период правления Ольги и ее сына Святослава.
Именно в период
правления Ольги по данным Хроники Продолжателя Регинона Прюмского (Прюм -
монастырь в Германии) в 959 г. в Германию прибыло посольство от королевы
русских Елены (христианское имя Ольги) с просьбой прислать епископа для
крещения земли. Миссия епископа Адальберта, прибывшего на Русь в 961 г. по
неизвестным причинам закончилась полной неудачей. Однако какие-то попытки
крещения Руси были предприняты. По словам автора XI в. Иакова Мниха, Ольга
“идолы сокруши”, сохранились свидетельства о строительстве Ольгой христианских
храмов. Не связаны ли были эти попытки христианизации, как и крещение самой
княгини с деятельностью “учеников Павла”?
Такое
предположение возникает при знакомстве с норвежской сагой об Олафе, сыне
Трюггви. Сага содержит легендарный и, по общему признанию, исторически
недостоверный рассказ о крещении Руси будущим норвежским королем Олафом
Трюггвасоном (995-1000) в период правления князя Владимира и его жены княгини
Аллогии. Упоминание в саге греческого епископа Павла, якобы по просьбе Олафа
крестившего Владимира, Аллогию и весь народ, является, по мнению ученых,
отголоском уже известного нам предания об “учениках апостола Павла”,
действовавших на Руси в период правления княгини Ольги. Упоминание в саге
Аллогии (то есть княгини Ольги) в качестве жены Владимира Святославича
традиционно воспринимается как анахронизм. Однако в повествовании о крещении
Руси Олафом, именно она играет главную роль, своей мудрой речью, убеждая князя
и собрание народа принять христианскую веру. Упоминание в саге Аллогии в
качестве главной помощницы Олафа в деле обращения русских дает повод
предположить, что в основе легенды о крещении Олафом Руси лежит действительное
предание о христианских миссионерах, учениках апостола Павла, действовавших во
времена правления Ольги, но приуроченное автором саги ко времени правления
Владимира Святославича. В саге Олафу приписываются заслуги какого-то другого
исторического лица. Упоминалось ли в русском предании его христианское или
языческое имя не известно. В последнем случае существует вероятность того, что
оно было близким по своему звучанию к
имени Олафа (Улебе, Олаб - древнерусские варианты этого имени) или к прозвищу
Олафа - Олий Русский (Олег в форме “Волья”, “Оля”6. Именно такое имя
носил основатель династии Жеротинов, русский князь Олег.
Вне зависимости от того, в действительности или только в
предании Олег Моравский вернулся на историческую родину в качестве миссионера,
следует признать, что легенда о его возвращении, несомненно, существовала в «местном», южнорусском варианте, по
крайней мере, уже в 15-начале 16 века.
Этот факт обосновывается наличием ряда общих мест в биографиях былинного
Ильи и Олега, «сына Олега Вещего».
Известия русских преданий о крещении Руси и свержении идолов
богатырем-христианином Ельей Моровлиным, захороненным в Киевских пещерах, можно
сопоставить с сообщением чешских историков о возвращении Олега ко двору княгини
Ольги-христианки и участии в распространении христианства на Руси. Поездку Ильи
из Морова в Киев – с поездкой Олега из Моравии на Русь. Освобождение Ильей по
пути в Киев какого-то города от «черной силы» – с борьбой Олега с венграми.
Предложение жителей освобожденного города Илье стать воеводой и его отказ из-за
намерения ехать в Киев – с воспоминанием о кратком правлении Олега в Моравии и
избрании его правителем страны.
Участие Олега в
сражениях с венграми способствовало тому, что дружинные песни о нем, занесенные
в X в. в и Центральную Европу, были приурочены к преданиям о гибели Великой
Моравии (Русской империи) от нашествия гуннов. Сами, однако, эти дружинные
песни, использованные при создании эпических сказаний об Илиасе Русском, ни в
коей мере не повлияли на формирование более позднего образа христианского
богатыря, сформировавшегося на Руси уже в другую эпоху. Этим объясняется полное
отсутствие каких-либо параллелей между сказаниями об Илиасе из Руси и богатыре
Вольге с одной стороны и южнорусскими эпическими сказаниями об Елье Моровлине с
другой.
Широкую эпическую известность предания об Елье Моровлине в Киеве
могли получить уже после распада единого Древнерусского государства, усиления
культурной изоляции отдельных земель, очевидно не ранее XIII-XIV вв. В XVI в.
эти предания проникли в Великороссию, где явились материалом для создания
целого цикла великорусских былин об Илье Муромце. В условиях ожесточенной
классовой и сословной борьбы в России в XVI в., вызванной процессом
закрепощения крестьянства, известность Ильи, как богатыря крестьянина
(первоначально христианина) способствовала быстрому росту его популярности в
широкой народной массе и превращению Ильи Муромца в главного русского
эпического героя и богатыря.
Литература:
1 Флоровский А.В. Русское летописание и Я.А.
Коменский: [Начальная история Моравии и генеалогия рода Жеротина в недошедшем до
нас трактате Я.А. Коменского] // Летописи и хроники. М., 1974. с.312-316.
2 Pesina z Cehorodu, Thomas
Jan. Mars Moravicus. Dobroslawina, 1677.
3 Stredowsky J.G. Sacrae
Moraviae historia sine vita ss. Cyrili et Methudii. Solisbacum, 1710.] Stredowsky J.G. Sacrae Moraviae...
4 Кузьмин А.Г. Падение Перуна. М., 1988, с. 153-154.
5 Lowmiansku H. Religia slovian
i jej upadek (w. VI-XII). Warszawa, 1986, c. 303.
6 Исторический прототип Ильи Муромца мог носить
христианское имя Илья. Однако христианское имя Илья могло быть образовано от
одного из уменьшительных русских нехристианских имен. М.Г. Халанским была
предложена гипотеза о происхождении имени муромского богатыря из скандинавского
Helgi через трансформацию этого имени через формы Helgi - Олий, Елья - Илья.
