Сафронов В.А. Индоевропейские прародины

Офисный переезд, квартирный переезд в Москве, грузчики для Москвы и Подмосковья

Сафронов В.А. Индоевропейские прародины

Горький: Волговятское-Вятское кн. издательство, 1989. - 398 с., ил.80.

ОТ АВТОРА

Эта книга - итог многолетних трудов. Работа над ней совпала с выходом в свет необходимых обобщающих исследований по этнографии, лингвистике и с переломной эпохой в археологии Центральной и Восточной Европы. Переломный момент в археологии Центральной Европы выразился в ряде симпозиумов, в ходе которых был выработан ряд региональных хронологических систем для нео-энеолитической эпохи. В Восточной Европе на многочисленных мелиоративных стройках развернулись археологические работы по спасению памятников археологии, сопровождающиеся невиданным накоплением археологических материалов.
Автор счастлив, что не остался сторонним наблюдателем в час испытания для отечественной археологии и принял участие в раскопках памятников неолита-бронзы на всем пространстве евразийских степей от Енисея до Прута, от Средней Азии, Кавказа, Крыма до Верхней Волги, руководя в течение четверти века новостроечными экспедициями и отрядами. Находки и открытия превзошли все ожидания. Многие из них легли в основу концепции автора о позднеиндоевропейской прародине.
Целый пласт древнеямных памятников, выявленный в Северном Попрутье в 1974 году и самые ранние из них, являющиеся древнейшими памятниками древнеямной культуры Евразии, позволили переориентировать древнеямные миграции, перенести эйкумену индоиранцев из Волго-Уралья в Прикарпатье и Подунавье. Раскопки многослойных курганов на Нижнем Днепре в 1973 году помогли установить границу между двумя зонами древнеямной культурно-исторической области. На Северском Донце в 1975 году были открыты подкурганные погребения культуры Средний Стог II, сформировавшей памятники восточной зоны древнеямной КИО. В низовьях Волги, в Калмыкии в 1985 году были обнаружены бескурганные погребения с древнеямным обрядом и скипетрами в виде стилизованной головы лошади, фиксирующие первое проникновение носителей древнеямной культуры в степи Евразии, отражающие процесс колонизации степей индоиранским населением. На Нижнем Дону (1958-1963 гг.) автором был открыт ставший знаменитым многослойный неолитический памятник-поселение Ракушечный Яр, у ст. Раздорская, древнейший памятник с производящим типом хозяйства, связывающийся с культурой Кереш - археологическим эквивалентом "северокавказцев".
Северный Кавказ, исследованный нами от моря и до моря, в степях и предгорьях, в 1972, 1976-1981 гг., стал кладезем для индоевропейского культурознания. В Прикубанье была открыта новая культура с повозками, сходная и отличная от древнеямной, послужившая для обоснования новых гипотез о происхождении и направлениях распространения колесного транспорта и представляющая археологический эквивалент индоариев в Восточной Европе. Новосвободненская керамика в кубано-днепровских погребениях с повозками и повозки в древнеям-
6.

ных погребениях позволили говорить об ареальных контактах хеттов и индоариев на Кавказе и о чресполосном существовании древних иранцев и индоариев на Кавказе. Находки майкопской керамики неизвестных ранее форм позволили подкрепить концепцию семитской атрибуции майкопской культуры, а определенные контакты майкопской культуры с культурами индоевропейской атрибуции позволили разработать семито-индоевропейский узел индоевропейской проблемы. Исследование куро-аракской культуры в Осетии (картвельская атрибуция которой поддерживается нами), выделение кубано-терской культуры Центрального Предкавказья, происходящей из культуры шаровидных амфор, первой производной от праиндоевропейской культуры воронковидных кубков (Николаева, 1980, 1987), а также обнаружение синкретичных комплексов с традициями двух культур позволили сделать вывод о длительных контактах картвелов с одной из групп древнеевропейцев.
Эти открытия, без которых было бы невозможно наше обращение к индоевропейской проблеме, осуществились благодаря участию большого коллектива сотрудников, работавших с нами годами, в многомесячных экспедициях, мужественно разделявших все лишения и невзгоды экспедиционной жизни. И если те силы, которые отняла у меня работа над этой книгой, сравнимы с моральными и физическими усилиями моих экспедиционных соратников и друзей, то я считаю свой долг перед ними выполненным. Невозможно перечислить всех причастных к нашим полевым исследованиям, но хотелось бы вспомнить тех, с кем связывали годы совместных экспедиций годы жизни. Это безвременно ушедшие из жизни друзья, с которыми исследовали памятники Хакассии и Тувы, а под руководством Татьяны Дмитриевны Белановской, Ракушечный Яр - археологи Александр Николаевич Румянцев, Виктор Петрович Третьяков. Это археологи - Константин Иванович Красильников (1975, 1977, 1978), Николай Иванович Тара-сенко (1975, 1977-1979), Ольга Викторовна Плугатаренко (1975, 1978-1981), Иван Иванович Марченко (1977-1980), Григорий Алексеевич Николаев (1973-1980, 1984, 1985), Михаил Михайлович Потапов (1978-1981, 1984-1985), полевой исследователь Евгений Валентинович Кочуров (1976-1980, 1984, 1985), художники - Лидия Анатольевна Дударева (1977-1980), Валентин Петрович Саяпин (1976, 1979). Много радости принесло мне общение с Александром Сафроновым, находившимся со мной во всех экспедициях с 1978 года и принимавшим активное участие в раскопках с 1984 года в моздокских степях, калмыцкой полупустыне, в лесах Верхнего Поволжья. С благодарностью вспоминаю замечательного ученого, профессора и проректора Северо-Осетинского университета, Николая Васильевича Сиукаева, чья помощь и поддержка сделали реальностью самые большие курганные экспедиции на Северном Кавказе 1978-1981 гг. И как памятник этому плодотворному сотрудничеству остались Археологический музей СОГУ, сериал археологических сборников и первая отечественная монография по индоевропейской прародине. Чту память своего учителя, профессора Михаила Илларионовича Артамонова, создавшего на кафедре археологии Ленинградского университета атмосферу дерзновенного поиска, всегда поддерживающего смелые научные начинания.
Каждый археологический факт и аргумент концепции в этой книге оттачивался и выверялся в страстных спорах с моим придирчивым оппонентом, женой, коллегой, соавтором многих работ и участником всех экспедиций, начиная с 1963 года, Надеждой Алексеевной Николаевой, взявшей на себя тяжелый груз по техническому оформлению и иллюстрированию книги, за что я ей, как всегда, глубоко признателен.
7.

ВВЕДЕНИЕ

Индоевропейская языковая семья - самая значительная среди "свыше двух с половиной тысяч языков мира" (Реформатский, с. 383). На языках этой семьи говорит преобладающее большинство населения Европы, Австралии, Америки, а также значительная часть населения Азии (Индия). Основная часть населения СССР также говорит на индоевропейских языках (Исаев, с. 48).
Современные индоевропейские языки делятся на 10 групп: 1-я - индийская (хинди, уруду и др.), 2-я - иранская (персидский, афганский, таджикский, осетинский и др.), 3-я - славянская (русский, украинский, белорусский - восточная подгруппа; польский, чешский и др.- западная подгруппа; сербо-хорватский, болгарский - южная подгруппа), 4-я- балтийская (литовский, латышский и др.), 5-я -германская с двумя подгруппами (норвежский и шведский - северогерманская подгруппа), 6-я - романская (французский, испанский, итальянский и др.), 7-я - кельтская (бретонский, уэлсский и др.), 8-я - албанская, 9-я - армянская, 10-я - новогреческая (Исаев, с. 7-8). Среди древних индоевропейских (и. е.) языков следует назвать языки скифской ветви иранских языков, на которых говорили скифы, сарматы, саки, массагеты, аланы и другие древние народы. Осетинский язык является единственным живым языком этой древней группы. Он, правда, претерпел существенные изменения под воздействием языков кавказских народов (Исаев, с. 57).
Из других вымерших древних языков в Европе известны следующие: гальский, принадлежащий к кельтской группе языков; древнегер-майские (готский и др.), древнеиталийские (умбрский, окский, латинский); фракийский, древнегреческий и т. д. К древним малоазийским языкам индоевропейской группы относятся хеттский, палайский, ли-кийский, лидийский, фригийский и другие языки. К индоиранским языкам относятся древнеперсидский (Средний Восток), санскрит (Индия); тохарский язык образует отдельную группу и известен из документов 2-й половины I тыс. н.э., найденных в конце XIX в. в Китайском (Восточном) Туркестане. Древние и. е. языки в Европе, Малой и Средней Азии и Индии были известны с эпохи бронзы, т. е. с рубежа III/II тыс. до н.э. Греки имели уже свою собственную письменность с XVI в. до нюэ. (Блаватская, 1966, с. 16, 18). Арийская династия государства Митанни с середины XVI в, до н. э. зафиксирована в письменных памятниках Древнего Востока и Египта (История, 1988, с. 72-73). Ригведа-древнейший литературный памятник арийских племен - относится к периоду от середины II тыс. до н.э. до конца II тыс. до н.э. (Вигасин, 1984, с. 276). Хетты впервые зафиксированы в письменных памятниках - деловых документах купцов Каниша, так называемых "каппадокских таблич-
8.

ках", датируемых III/П тыс. до н.э. (Вигасин, 1984, с. 152; Гамкрелидзе, Иванов, 1984).
Родство современных и древних и: е. языков, имеющих почти четырехтысячелетнюю письменную историю и разбросанных на многие тысячи километров друг от друга, может быть объяснено только тем, что они восходят к одному праязыку, а следовательно, и к единой индоевропейской прародине, где жили индоевропейцы еще до распада их языкового единства. Реконструкцией индоевропейского праязыка лингвистическая наука занимается уже два столетия. Индоевропейская проблема поставлена и сформулирована впервые лингвистами, однако очень скоро она вышла из рамок, очерченных лингвистикой. Если лингвисты выявили в и. е. праязыке экологические характеристики зоны обитания индоевропейского пранарода (ландшафта, климата, флоры и фауны), то определение экологической ниши формирования, и. е. пранарода и праязыка завершается с учетом данных палеогеографии, палеозоологии, палеоботаники. Если лингвисты выявили праиндоевропейские названия, характеризующие социальноэкономическое развитие и культуру праиндоевропейцев, то археологи и историки указали на археологические культуры, которые по этим параметрам могли бы быть праиндоевропейскими.
Таким образом, очень скоро стало ясно, что поиск индоевропейской прародины - проблема многоаспектная и ее невозможно решить при помощи какой-либо одной отрасли науки. Однако ни археологоисторический, ни любой другой аспект и. е. проблемы не могут решаться сколь-нибудь удовлетворительно в отрыве от лингвистической базы. Ущербным представляется решение 'Проблемы без использования данных естественных наук и совершенно невозможным без учета археолого-исторического аспекта, поскольку именно последний наполняет виртуозно очерченную лингвистами сферу культуры и духовной жизни древних индоевропейцев материальным содержанием и историческими фактами.
Актуальность темы обусловлена отсутствием исследований, в которых был бы разработан археологический аспект и. е. проблемы как самостоятельный, базирующийся на археологических источниках. В фундаментальных лингвистических трудах, посвященных реконструкции и. е. праязыка, археологический материал используется как вспомогательный для иллюстрации лингвистических выводов (Бош - Гимпера, 1961; Девото, 1960; Гамкрелидзе, Иванов, 1984). В существующих археологических исследованиях по индоевропейской проблеме лингвистические постулаты принимаются не всей системой, а выборочно (Даниленко, 1974; Гимбутас, 1970, 1973).
Наиболее распространенная в научном мире концепция Гимбутас о прародине индоевропейцев в степях Причерноморья оснвывалась на материалах из отечественных раскопок конца 50-х годов. С тех пор произошел "информационный взрыв", который подорвал фундамент концепции Гимбутас, и не было альтернативной гипотезы, которая объясняла и учитывала новую информацию в свете решения индоевропейской проблемы. В 1974 году мы впервые обратились к этой теме, предложив гипотезу о происхождении дольменов Новосвободной из культуры шаровидных амфор Западной Украины и Польши. Протяженность путей этой миграции могла быть сравнима только с индоевропейскими; хронологически эта миграция предшествовала миграции носителей культуры шнуровых керамик, которую очень часто связывали с индоевропейцами. Направление миграции убеждало, что прародина индоевропейцев должна находиться в Центральной Европе. В 1983 году мы сфор-
9.

мулировали свое понимание историко-археологического аспекта в работе "Проблема индоевропейской прародины", которая явилась и первой отечественной монографией, посвященной этой теме. Наиболее важным выводом этой работы явилось новое понимание праиндоевропейского состояния как динамической системы, меняющей во времени свои границы. Было выделено 7 хронологических фаз развития праиндоевропейской культурной общности, во время которых ареал ее расширился от небольшой, территории (100 км в поперечнике) до огромного пространства от Скандинавии до Дуная, от Рейна до Прикарпатья. Такое же понимание формы существования праиндоевропейской языковой общности отразилось в работе лингвистов - Т. В. Гамкрелидзе, Вяч. Вс. Иванова, представивших деривационно-пространственную схему эволюции и. е. праязыка в 7 фазах (Гамкрелидзе, Иванов, 1984).
Качественно новым в концепции 1983 года было проведение соответствия позднеиндоевропейской культуры с двумя археологическими культурами, из которых первая - культура Лендьел - начинала свое существование раньше второй на 500 лет, а вторая - культура воронковидных кубков окончила свое существование спустя 600 и более лет (для разных районов по-разному) после исчезновения Лендьела. Был рассмотрен, весь комплекс лингвистических условий, детерминирующих локализацию и. е. прародины, и предложены адекватные археологические ситуации для контактов индоевропейцев с семитами, картвелами; названы археологические эквиваленты для индоиранцев, индоариев, хеттов, тохар, балтов. Невыясненными оставались вопросы происхождения археологических культур-эквивалентов и. е. пракультуре. Не разработан был и лингвистический статус для культуры-предка пракультуры позднеиндоевропейского состояния. Не был решен вопрос доведения индоевропейских диалектов после распада позднеиндоевропейской общности доисторического периода, когда язык зафиксирован письменной традицией. Речь идет, в первую очередь, о греках, хеттах, лувийцах.
Реферативность изложения, отсутствие иллюстративного материала, связанные с предельно допустимыми объемами учебного пособия, а также новые лингвистические данные послужили причиной продолжения наших разработок этой проблемы.
Целью данного исследования является реконструкция истории индоевропейского общества от момента выделения раннеиндоевропейского языка из бореального, по Н. Д. Андрееву, до появления первых индоевропейцев, зафиксированных письменной и исторической традицией, т. е. от VIII-VII тыс. до н. э. до первой половины II тыс. до н.э., по данным лингвистики, истории, археологии.
К первоочередным задачам были отнесены: 1) уточнение методологических основ проблемы (соотнесения культуры, языка, этноса); 2) разработка методики исследования историко-археологического аспекта и. е. проблемы; 3) отыскание археологических эквивалентов индоевропейской пракультуре на всех хронологических фазах ее эволюции, фиксируемых лингвистами; 4) обоснование ареальных контактов и контактов в диахронии древних индоевропейцев и северокавказцев, западных семитов, картвелов, пракартвелов по археологическим данным.
Попутно решались вопросы хронологии: коррекция хронологических систем неолита - энеолита Центральной Европы и энеолита - бронзового века Восточной Европы с соотнесением этих систем с ближневосточной и балканской базами абсолютной хронологии. Решение этих задач облегчалось тем, что ранее нами уже было опубликовано более 40 статей, где обосновывалась в целом и отдельных звеньях хро-
10.

нологическая система для восточно-европейского энеолита - бронзового века. Такая постановка историко-археологического аспекта индоевропейской проблемы обусловила структуру данной книги, взаимообусловленность ее частей.
Структурно работа состоит из трех частей, из которых основная часть (часть 1) посвящена локализации трех индоевропейских прародин- в Малой Азии, на Балканах и в Центральной Европе. Миграции индоевропейцев, разобранные в части II, играют подсобную роль и изложены с той степенью подробности, какая требуется для коррекции позднеиндоевропейской прародины, и насколько мы могли их обосновать с помощью надежных археологических данных и связать с лингвистическими постулатами.
Контакты индоевропейцев с иноязычными народами был разобраны только в той степени, насколько они детерминируют локализацию прародин индоевропейцев, поэтому мы остановились на связях с семитами, картвелами, северокавказцами, но опустили связи с финно-уграми (часть III).
К вспомогательным следует отнести главы о методологии и методике (глава 4), о лингвистических условиях к локализации и. е. прародины (глава 1, 3). Однозначность решения об археологических эквивалентах и. е. пракультуре поясняется главой 5, где характеризуются все возможные культуры в экологической нише и. е. прародины и во временной рамке ее существования, но не отвечающие всей системе лингвистических условий. В отдельную главу выделен этюд о происхождении колесного транспорта и путях его распространения в III тыс. до н.э. Это отвечает значению этого великого открытия индоевропейцев в истории человечества, а также служит структурным соединением между двумя частями книги.
11.

ЧАСТЬ I

ЛОКАЛИЗАЦИЯ 3-х ИНДОЕВРОПЕЙСКИХ ПРАРОДИН
Глава 1

ПРОБЛЕМА ЛОКАЛИЗАЦИИ ИНДОЕВРОПЕЙСКОЙ ПРАРОДИНЫ В ИСТОРИОГРАФИИ

Родство современных и древних и. е. языков, разделенных тысячелетиями и удаленных друг от друга на тысячи километров, может быть объяснено только тем, что все они восходят к одному праязыку, на котором первоначально говорило этнически однородное население какого-то небольшого компактного региона - индоевропейской прародины. Иначе невозможно объяснить одинаковые для индоевропейских народов, разделенных огромными расстояниями и не входящих в контакты друг с другом, обозначения частей тела (например, 'нос': др.-инд. nasa, др.-перс.- naham, авест. nah-, лат. nas(s)us, лит. nosis; 'зуб'; др.-инд. вин. п. dantarn, авест. dantan, лат. dens, p. п. dentis, лит. dantis), терминов родства (например, 'отец': др.-инд. pitar, авест. pater, лат. pater, др.-в.-нем. fater, нем. Vater; 'мать': тох. A macar, др.-инд. matar-, авест. matar-, лат. mater, др.-ирл. mathir, лат. mate, ст.-слав. mati; 'сын': др.-инд. sunu, гот. sunu, лит. sunus, ст.-слав. synu; 'дочь': др.-инд. duhitar, др.-англ, dohtor), животных, - коровы, козы, овцы, кабана, волка, бобра, тетерева и др., растений-:дуба, бука, березы, граба, ивы и др.; продуктов питания - масла, мяса, сливок, меда, соли и др.; названий цветов (например, 'красный': др.-инд. rudhira, тох. В ratre, лат. ruber (raudas), лит. raudas, др.-русс. рудъ), числительных первого десятка (например, 'два': др.-инд. dvau, др.-ирл. dau, лат. duo, ст. слав, duva) и много других удивительных схождений в языке и. е. языковой семьи.
На родство индовропейских языков указывали ученые еще в середине XVIII в. (Байер, Ломоносов - Булич, 1904; Аделунг, Паулин - Мейе, 1938, с. 447; Джонс -Шрадер, 1886, с. 5). В то же время (1767 г.) Керду указывал на родство санскрита с европейскими языками (Мейе, 1938, с. 447). Ф. фон Шлегель в 1806 году первым отчетливо сформулировал мысль об единой (индийской) прародине индоевропейских языков (Десницкая, 1955, с. 34). С тех пор великая "проблема индоевропейской прародины" не перестает волновать умы ученых многих стран и различных профессий.
В 1816 году в своей работе Франц Бопп (Бопп, 1972, с. 448) заложил основы сравнительной грамматики и. е. языков. Свои идеи Ф. Бопп изложил в 1832-1852 гг. в первом издании "Сравнительной грамматики санскритского, зендского и немецкого, греческого, латинского, ста-
12.

рославянского, готского и немецкого языков". Он объединил их позднее в языковую семью, к которой отнес почти все обозначенные к настоящему времени и. е. языки. Полвека спустя Август Шлейхер, обратив особое внимание на реконструкцию звуков индогерманской (индоевропейской) речи, попытался воссоздать и. е. язык во всем его многообразии. Результатом явилась предложенная им схема развития (генеалогическое древо) и. е. языков из праязыка и их классификация, достаточно близкая к современной классификации, изложенной во Введении. Древнейшим и. е. языком А. Шлейхер считал санскрит, полагая, что только в нем сохранился звук V из праязыковой эпохи, из которого впоследствии, по его мнению, выделились звуки 'е, о, а'. На этом основании прародину индоевропейцев Шлейхер помещал в Индии (Шлейхер, 1861-1862).
Последующее за Шлейхером поколение лингвистов (последняя четверть XIX в.) младограмматики, утверждавшие неизменность звуковых законов, научно доказали, что в праиндоевропейском существовали звуки 'е, о, а', а наличие в санскрите одного звука 'а' - это результат специфичного для индоиранских языков их самостоятельного развития (Шпехт, 1956, с. 23). Лингвистические доказательства локализации прародины в Индии отпали, а историками вскоре было доказано, что до индоевропейцев Индию заселяли дравидоидные племена и, следовательно, Индия не могла быть индоевропейской прародиной. Большая же архаичность литовского языка XIX в. по сравнению с санскритом, зафиксированным письменной традицией в I тыс. до н.э., делала Европу более подходящим регионом для локализации там прародины индоевропейцев, чем Азию. Однако спор о том, на каком континенте помещать прародину, не был окончен, хотя наступивший с началом нашего века современный период сравнительного индоевропейского языкознания принес много доказательств в пользу ее локализации в Европе. Основным аргументом сторонников азиатской прародины оставалось неопровергнутое положение о контактах праиндоевропейского с семитскими и кавказскими языками, основанное на выявленных лингвистами взаимных заимствованиях слов в этих языках. Такие заимствования, по их мнению, могли произойти лишь в Азии, где обитали носители древних кавказских и древних семитских языков.
Сильной стороной гипотез об европейском происхождении индоевропейцев были праязыковые названия деревьев, растений и животных, характерных для Европы или для умеренных евразийских широт. Азиатская прародина индоевропейцев локализовалась исследователями в 7 регионах азиатского континента.
1. Индия, Выдвигалась в качестве прародины Шлегелем (Шрадер, 1886, с. 6, 7), Шлейхером (А. Шлейхер, 1861-1862) на основании боль шей древности санскрита по данным лингвистики. Младограмматики доказали ошибочность этого положения. После этого, а также уста новления, что до прихода ариев Индию населяли дравидоидные племена, гипотеза оказалась излишней.
2. Склоны Гималаев считали прародиной на основании архаично сти ведического языка, отсутствия в Ригведе указаний на значительную удаленность прародины и на основании сопоставлений флоры и фауны прародины и географии растений и животных (Клапрот: Шрадер, с. 9-10). Однако после изучения более молодого (на 3000 лет) литовского языка, стало ясно, что архаичность ведического языка не является исключительной, а с открытием более древнего и архаического хеттского языка это положение отпало и вовсе. Ряд представителей флоры (осина, тисе, бук) и фауны (бобр, тетерев) отсутствует в Гималаях и близких к ним районах. Таким образом, предложенная ло-
13.

кализация также оказывается неприемлемой (Шрадер, 1886; Мэллори 1973, с. 21-66).
3. Согдиана и бассейны Яксарта и Оксуса (Центральная Азия) указывались в ряде работ при локализации и. е. прародины на основании сомнительных данных исторической географии (Киперт, Пикте: Мэллори, 1973, с 21-66; Шрадер, 1888, с. 24-26, 143), мнимого соседства с прародиной семитов (Гоммель, Кремер: Шрадер, с. 60-62), об обмелении моря (Кири, 1921), находящихся в непосредственной связи с и. е. прародиной, а также возможности ознакомления индоевропейцев с домашней лошадью в указанных районах (Копер, 1935, с. 1-32). Этот сомнительный набор отдельных признаков не выдерживает критики, а локализация прародины в этом районе исключается на основании отсутствия здесь основных представителей ее флоры (осина, береза, тисе, бук, вереск) и фауны (бобр, тетерев). Одомашнивание лошади произошло в Европе в IV тыс. до н. э. Из азиатских территорий лишь Элам может претендовать на приручение лошади. Данные Авесты относятся лишь к прародине ариев (К. Паапе, 1906), но не к общеиндоевропейской. Однако "аргумент бобра", почитаемого на арийской прародине, не позволяет поместить ее в данной области. Азиатские степи исключались из зоны поиска прародины (Флор: Мэллори, 1974, с. 21-66), поскольку они были заняты, по его мнению, монголоидным и тюркоязычным населением. В настоящее время это мнение находится в резком противоречии с данными антропологии, устанавливающими в степи европеоидное население (афанасьевская и андроновская культуры).
4. Месопотамия, предложенная Момзеном в качестве прародины ин доевропейцев дань панвавилонизму, и в настоящее время не может рассматриваться всерьез из-за отсутствия соответствующей флоры (береза, осина, тисе, граб, бук, вереск) и фауны (бобер, тетерев, во рон) (Мэллори, 1974, с. 21-66; Шрадер, с. 22-23).
5. Ближний и Средний Восток был предложен Паули (Шрадер, 1886, с. 139-140) на основании того, что 'лев' - исконное индоевропейское слово. Однако нет причин исключать из зоны поиска прародины по этому признаку балкано-дунайский регион, где водился лев еще в исторические время и примыкающие к этому региону соседние области.
6. Смежные с хеттами территории включил в зону поиска и. е. прародины Сейс (Мэллори, 1973, с. 21-66) на основании общих слов в хеттском и и. е. языках. В настоящее время уже доказано, что хеттский язык является и.е. языком, поэтому заключение Сейса можно рас сматривать, как выражение одного неизвестного через другое и как курьез.
7. Области, соседние с Грузией, Арменией (Армянское нагорье) впервые включил в зону поиска индоевропейской прародины в 1822 году Линк (Мэллори, 1973, с. 21-66), указавший на то, что прародина индоевропейцев должна находиться в горной стране, в зоне одомашнивания растений и животных. "Отцом санскрита" Линк считал зендский язык, а санскрит исходным для всех и. е. языков (Шрадер, 1836, с. 7). Европейская прародина для индоевропейцев впервые была предложена Лэтэмом в 1862 году (Мэллори, 1973, с. 25; Шрадер, с. 129) высказавшего простую, но труднооспоримую мысль, что легче предположить отпочкование санскрита от основной группы и. е. языков, размещенных в настоящее время в Европе, чем представить все языки происходящими от санскрита. Архаичности санскрита он противопоставлял архаичность литовского языка, зафиксированного письменной тра-
14.

дицией на 3000 лет позже санскрита. После открытия закона палатализации была доказана ошибочность мнения Шлейхера о древности индоиранского 'а' и развития из него гласных - 'е, а, о' - в и. е. языках, поскольку все гласные существовали в праязыке.
С тех пор в качестве прародины индоевропейцев предлагались разные европейские регионы. 1. Территория от Западной Франции до Урала между 60° и 45° широты была выдвинута в качестве и. е. прародины Куно (Шрадер, 1886, с. 136). Куно отрицал существование единого праязыка к моменту распада, указывая на то, что индоевропейцы должны быть многочисленны (около 1 млн. человек) ;и иметь контакты с финноязычным населением. Локализация прародины в столь широких пределах вряд ли кого могла удовлетворить, а численность в 1 млн. человек взята произвольно.
Территория от Рейна до Дона, предложенная вновь Кюном, хотя и была меньше вышеназванной зоны поиска, однако также не может быть принята в качестве прародины индоевропейцев (ПИЕ) из-за огромных размеров. Заслуживает внимания метод Кюна - последовательного исключения из зоны поиска областей с неиндоевропейским субстратом (Индия, Греция, Италия, Франция, Британские острова). Если бы Кюн также последовательно/ исключал и территории, на которых нет характерных для и. е. прародины представителей флоры и фауны, то зона поиска значительно бы сузилась.
2. Локализация и. е. прародины на территории Восточной Европы между 45 и 69 градусами широты была предложена Шпигелем (Шрадер, 1886), впервые указавшим на непременность горного ландшафта на и. е. прародине. Горы были невысокими и имели площади, необходимые для посева ржи и пшеницы, названия которых зафиксированы в и. е. праязыке. "Аргумент горного ландшафта" как раз и позволяет исключить основные территории Восточной Европы кроме Предкарпатья, Предкавказья, Приуралья; использование Шпигелем (Шрадер, 1886, с. 146-148) уже известного "аргумента бука" позволило бы исключить из зоны поиска и Приуралье. Неиспользованные возможности значительно обесценили работу и не позволили принять предложенную Шпигелем локализацию.
3. Восточная Европа в качестве ПИЕ была вновь предложена Шерером (Шерер, 1947, с. 288-304) в середине нашего столетия. Он указывал, что в и.е. и финно-угорских языках есть корни, восходящие, воз можно, к праязыковой эпохе. Таким образом, прародина должна была граничить с финно-угорскими племенами, хотя бы в какой-то части. Об ласти, занятые и. е. прародиной, и после распада и. е. общности оста вались занятыми индоевропейцами: германцы, кельты, италийцы занимали север и северо-запад и. е. эйкумены; балто-славяие - северо-восток; племена, говорившие на греческих диалектах - юго-восток. Против такого расселения, предложенного еще Мейе, трудно возражать. Непонятно только, почему эпицентр должен находиться в Восточной, а не в Центральной и Северной Европе, тогда бы передвижки и. е. племен были бы менее значительны, а ее северо-восточный край все равно соприкасался бы с финно-угорскими областями. 4. Волга - восточная граница и. е. прародины на основании данных Ригведы (Rasa), Авесты (Ranha), Птоломея (Ra). Такой вывод сделал Кнауэр (1912, с. 67-88). Предположение подтверждается идентификацией приведенных выше названий с мордовским названием для Волги Ravo (Абаев, 1965, с. 122) и дает основание считать, что IB степном Поволжье находились не носители и. е. праязыка, а уже отделившиеся от и. е. ядра индоиранцы: ведь упоминание об этой реке хотя и относит-
15.

лошадей (Чайлд, 1950). Пчелы широко распространены л Северной Европе; нет оснований думать, что их не было в древности, поскольку некоторые растения-медоносы, такие как вереск, тяготели, в основном, в древности к северным районам Европы. Есть все основания считать, что в северной Европе к моменту распада и. е. общности росли и липа, и шиповник, и другие медоносы. Угорь - типичный представитель фауны рек, впадающих в Балтийское море. Лошадь, как показал Некель (1944) известна в центральной и северной Европе с палеолита, а ее доместикация, во-первых, не имеет прямого отношения к и. е. прародине; во-вторых, восточно-европейский центр доместикации в днепро-донецких степях, по мнению ряда исследователей, возник почти одновременно и независимо от центральноевропейского центра доместикации (Некель, 1944), где домашняя лошадь зафиксирована уже со времени тисаполгарской культуры, синхронной Триполью В1.
Вряд ли может в пользу локализации и. е. прародины в понто-каспийских степях служить и туманное указание, что и. е. прародина находится между Средиземноморьем и Алтаем на основе малопонятного сходства и. е. слов женского рода для "земли и почвы" с идеей матери-богини в средиземноморском культе и и. е. обычаем жертвоприношения коня небу у алтайцев (Пуассон, 1934). Последнее может указывать на пути миграции носителей древних и. е. диалектов и не более (Гамкрелидзе, Иванов, 1981, с. 26).
8. Культура погребений с охрой - археологический эквивалент для понтийской прародины индоевропейцев - к такому выводу впервые пришел Чайлд, предпринявший смелую попытку пересмотреть происхождение всех европейских культур и решительно выступивший против центральноевропейской локализации и. е. прародины в пользу юго-западной части южнорусских степей (Чайлд, 1926). Тезис Чайлда о локализации и. е. прародины в южнорусских степях получил обоснование в работе Сулимирского, который на основании стратиграфии ясковицких и южнопольских курганов выделил две хронологические группы, объединенные обрядовой преемственностью, содержащие керамику КШК (культуры шнуровых керамик) и ямную ("старшая группа в ясковицких курганах"). На этом основании Сулимирский сделал вывод о генетической преемственности обеих групп и о происхождении из древнеямной керамики кубков КШК. Следствием из этого было постулирование миграции КШК из Причерноморья в степные районы Центральной Европы (Сулимирскйй, 1933 и 1968). Позднее Чайлд поддержал мысль о том, что "овоидные сосуды ямной культуры - хороший прототип, из которого могут произойти саксотюрингские, ютландские и другие типы шнуровых кубков" (Чайлд, 1950, с. 144). На основании этого Чайлд делал предварительный вывод, что различные варианты КШК, "которые, возможно, были предшественниками кельтов, тевтонов (германцев - В. С.) и славян, являются ответвлением народа - носителя культуры охровых погребений" (Чайлд, 1950, с. 140), указывая при этом, что "народ понтийских степей был только восточным крылом рыхлого континуума мобильных пастушеских обществ, между которыми было продемонстрировано плодотворное взаимодействие, хотя направление может оспариваться. Возможно, например, утверждать, что правители, погребенные в Аладже, и шахтовых гробницах, появились от нашего степного народа и ответственны за распространение там и. е. языков - хеттского и греческого" (Чайлд, 1950, с. 140).
Первых индоевропейцев в Греции Чайлд связывал с мигрантами, принесшими в эти районы и Западную Анатолию (Троя IV-V) "минийскую керамику", организовавшими в .Македонии колонию Халкидику. Раннемакедонская керамика рассматривалась Чайлдом, с одной
17.

стороны, как генетически связанная с раннебронзовым веком Западной Анатолии, с другой - с баденской культурой. Это давало Чайлду повод считать баденскую культуру индоевропейской (Чайлд, 1950, с. 149). Чайлд, считая баденскую культуру "I ступенью распространения и. е. языков в умеренной Европе" допускал возможность, что своим происхождением эта культура связана с Западной Анатолией (там же). Таким образом, Чайлд представлял и. е. общность до периода распада неустойчивым конгломератом родственных пастушеских племен, допуская, что большая часть этого конгломерата связана происхождением с носителями древнеямной культуры, оговаривая при этом, что направление этих культурных влияний не ясно, что вызвано неразработанностью хронологической шкалы Северного Причерноморья. Концепция М. Гимбутас о локализации и. е. прародины полностью повторяет концепцию Чайлда, которой Гимбутас придала векторную направленность, отбросив как балласт тридцатилетние сомнения Чайлда в хронологической обеспеченности своей концепции.
Протоиндоевропейцами Гимбутас считала носителей ямной культуры, "которые продвигались на запад и юг. в V-IV тыс. до н. э. из областей Нижнего Дона и Нижней Волги (Гимбутас, 1970, с. 483). Ямная культура дает, по мнению М. Гимбутас, исходный импульс, в результате которого наблюдается распространение и. е. курганной культуры не только в понто-каспийских степях, но и в Центральной и Северной Европе и на Балканах. Курганная культура, по Гимбутас, это - ямная культура, культура погребений с охрой, культура боевых топоров, культура шнуровых керамик, культура одиночных погребений Дании (там же, с. 483). Индоевропеизацию Европы М. Гимбутас видит в дезинтеграции высоких цивилизаций Древней Европы V-IV тыс. до н. э. (Винча II-III, Лендьел, Тиссы-Бкжка, Кукутени, Гумельницы), которые образовывали неиндоевропейский субстрат на юго-востоке Западной Европы и культуры воронковидных кубков - неиндоевропейского субстрата в Северо-Европейской равнине между Данией и Польшей (Гимбутас, 1970, с. 15). Постепенная инфильтрация с середины IV тыс. до н. э. в районы Западной Европы окончилась в 2500-2000 гг. до н. э. инвазией, в результате которой произошло окончательное разрушение остатков древнеевропейских цивилизаций, уцелевших только на Крите (Гимбутас, 1970, с. 15 и ел.). Внешними признаками индоевропеизации являются, по Гимбутас, курганы и погребальный обряд в ямах где обнаруживаются скелеты, лежащие скорченно на спине. Эту "сборную" курганную культуру Гимбутас характеризует фактически только по среднестоговской культуре I- II этапа, примешивая к этой "окрошке" произвольно взятые майкопские и новосвободненские комплексы (не имеющие ничего общего ни между собой, ни с перечисленными степными культурами), которые позволяют ей сделать вывод об индоевропейцах как "талантливых купцах". Одно бездоказательное утверждение рождает другое. Удревнение ямной культуры до V-IV тыс. до н.э.- более чем на тысячу лет по сравнению с существующими датами - не обеспечено доказательствами. Ссылка на возможность значительного удревнения за счет поправки по шкале Зюсса не спасает положения, поскольку датировка по С 14 указывает, что "памятники позднеямного типа Поднепровья и Северного Причерноморья следует датировать в пределах 2-й половины III -начала II тыс. до н.э. (Гимбутас, 1970, с. 13). А удревнение, предусматриваемое поправкой Зюсса, возможно для этого времени не более, чем на 700 лет, К тому же необходимость введения поправки нельзя считать доказанным, а факты резкого расхождения
18.

исторических и калиброванных дат удваивают сомнения в точности последних. Археологические данные также не позволяют принять хронологию ямной культуры, предложенную Гимбутас. Чайлд выборочно в ограниченном объеме использовал некоторые лингвистические данные: о колесном и морском транспорте, о знакомстве индоевропейцев с медью (Чайлд, 1950, с. 148), однако не упомянул о ландшафте и климате, о флоре и фауне и. е. прародины, а ведь именно эти данные находятся в резком противоречии с ее локализацией в степях Восточной Европы. Гимбутас вообще ограничилась лишь обещанием придерживаться языковых фактов. Таким образом, гипотеза происхождения индоевропейцев из понто-каспийских степей не увязана с археологическими данными; не подкреплена хронологией. Языковые же факты о ландшафте, фауне, флоре противоречат локализации и. е. прародины в понто-каспийских степях (аргументы осины, бука, граба, тисса, вереска, бобра, льва). В целом эти неувязки решительно свидетельствуют против локализации индоевропейской общности в степях Восточной Европы. Остальные районы Восточной Европы еще меньше подходят для этой цели.
9. Локализация и. е. прародины в Западной Европе (Бринтон, 1890) слишком расплывчата и не могла удовлетворить современников. Действительно, уже к тому времени Шрадер на основании исторических и лингвистических данных аргументировал пребывание индоевропейцев после распада и. е. общности на западноевропейских территориях (Балканы, Аппенй1ы, Пиренеи, Франция).
10. Северная Европа в качестве прародины выдвигалась Пенкой (1883-1886), указавшим, что лишь Скандинавия является областью непрерывного развития антропологического типа, и поскольку исторические скандинавы - индоевропейцы, то и древние скандинавы бы ли древнейшими индоевропейцами. Дополнительным доказательством, приводимым Пенкой, являлось то, что скандинавы и исторические арии были белокуры и голубоглазы. На Северную Европу как на и. е. прародину пытались указать как на основании археологических аргументов (Паапе, 1906), так и на данных лингвистики (Тиме; Мэллори, 1973). Однако наличие общеевропейских названий деревьев (тисса, граба, грецкого ореха), не растущих в Северной Европе, и южных животных (льва) делает североевропейскую прародину нереальной.
11. Северная или Северо-Восточная Европа, к которой обратился в качестве возможной прародины индоевропейцев Манн, указавший на то, что на ,и. е. прародине были лето, осень, и зима (на основании легенд, сказок, игр у индоевропейских народов), не подходит для локализации и.е. прародины на основании тех же аргументов, что и Северная Европа. К тому же времена года хорошо прослеживаются почти по всей Европе, кроме ее самых южных районов.
12. Северо-Западная Европа - от Западной Балтики до Одера и до предгорий Карпат (Мух, 1902) и Германии (Коссина, 1902) предложенная на основании данных археологии, восходит еще к гипотезе И. Гейгера, который в 1871 году на основании данных о растениях (аргументы бука, березы, ясеня, дуба), аргументов угря, трех времен года предложил Германию как прародину индоевропейцев. Хотя прародина в этом варианте становится более реальной по размерам территории и некоторым индоевропейским реалиям, нетрудно видеть националистическую предвзятость: ведь все без исключения аргументы имеют значительно более широкий ареал распространения на востоке и юге Европы. Коссина, будучи филологом по образованию, использовал данные Гейгера о флоре и фауне, (Шрадер, 188в, с. 132-1-33), а также, хотя и в ограниченном объеме, лингвистические данные. Од-
19.

нако основные аргументы его были археологическими. Он видел подтверждение миграции индоевропейских племен в сходстве ряда культур Германии и на более восточных и южных территориях. Сходство же устанавливалось и по комплексу признаков, и в случае их отсутствия по единичным чертам. Отдельные его работы точны и аргументированы, а некоторые мысли намного опередили его время. Например, гипотеза о происхождении кельтов и италиков от группы Рессен до сих пор признается многими учеными (Мэллори, 1973, с. 21-66). Однако предвзято очерченная территория и. е. прародины, совпадающая с политическими границами Германии того времени, не требовала обстоятельной хронологической аргументации, с точки зрения Коссины, поскольку все археологические культуры (культурные группы) Германии согласно его воззрениям были заведомо древнее более восточных и южных их проявлений. Коссина реконструировал 14 походов индогерманцев в период от неолита до эпохи железа. Почти все известные на территории Германии культурные группы находили аналогии, по Коссине, на юге или на востоке от нее, подтверждая тем самым общую модель миграций с севера - "с северной прародины". Наиболее южную группы культуры линейно-ленточной керамики он связывал с сатемной группой и. е. языков хотя к тому времени было уже четко доказано, что сатемная группа - наиболее поздняя, отделившаяся от и. е. массива, а культура линейно-ленточной керамики была всегда самой древней из всех культурных групп на территории предполагаемой прародины. (Националистическая .направленность Коссины дискредитировала на долгие годы не только его работы, но и все плодотворное направление в археологии - решение культурно-этнических проблем через миграции, вызвав волну мало аргументированного "автохтонизма".
13. Северная и Центральная Европа в качестве и. е. прародины была предложена Мейером (Мейер, 1948) на основании и. е. топонимики этого региона, его экологических характеристик (бук, пчела, мед ведь, бобер). Археологическим эквивалентом культуре праиндоевропейцев он считал культуру шнуровых керамик и не связанную с ней ни хронологически, ни генетически более раннюю культуру линейно- ленточной керамики (КЛЛК). Хотя многие его аргументы (медведя, пчелы, бука) могут свидетельствовать о более обширной территории и. е. прародины, в сочетании с данными топонимики локализация ПИЕ в этом регионе представляется наиболее близкой к истине. Однако предложенный ареал ПИЕ слишком обширен. В Северной Европе локализовать ПИЕ по перечисленным выше аргументам невозможно. К тому же происхождение КШК на территории Северной Европы проблематично, а древнейшие варианты КЛЛК тяготеют к Подунавью.
14. Территория к северу от Балкан, Альп и Пиренеев была обозначена Крае (1957, 1962, 1968) в качестве зоны обитания древнеевропейских языков, причем под этими языками подразумевались не какие-то определенные языки, выделившиеся из общеиндоевропейского языка- основы, а только хронологически промежуточная ступень эволюции языка-основы между временем общеиндоевропейского состояния и 1500 г. до н.э., когда уже выделение индоевропейских языков зафиксировано письменными источниками. Этот регион был задан распространением древнеевропейской гидронимии, которую позже, в 1975 году Шмидт назвал общеиндоевропейской, а Гудено показал, что ареал ин доевропейской гидронимии совпадаете территорией распространения культуры воронковидных сосудов. Последнее подсказало Гудено ПУТИ к ревизии концепции Гимбутас. 15. Центральная Европа, по мнению Бош-Гимпера (1968), является
20.

той территорией, на которой в неолите (предположительно в V тыс. до н.э.) сложилось ядро этнических групп, из которых в III тыс. до н.э. (время начала древнейших индоевропейских миграций) вышли отдельные индоевропейские народы, развитие культуры которых определяет бронзовый (II тыс. до н. э.) и железный (I тыс. до н.э.) век Европы. Археологическим эквивалентом культуры праиндоевропейцев, по Бош-Гимпера, являются Дунайские культуры, в которые, ориентируясь на общее мление, включаются культура линейно-ленточной керамики, культура Рессен, накольчато-ленточная керамика, КНК, культура Лендьел-Тиса. Бош-Гимпера является сторонником европейской локализации прародины индоевропейцев, исходя из существования индоевропейской культурной традиции от неолита до эпохи железа, тогда как именно в его задачу и входило определение той цепочки археологических культур, по которой можно проследить генетическую преемственность культурной традиции в диахронии хотя бы в каком-либо регионе Европы. Нет единого мнения среди археологов о неолитических истоках в V тыс. до н. э. хотя бы одной культуры бронзового, не говоря уже о культурах железного века. Связь бронзового века Подунавья или Центральной Европы с дунайским неолитом (особенно в выражении его через культуру линейно-ленточной керамики) гипотетична еще и по той причине, что в эпоху неолита в Центральной Европе прослеживается 'несколько линий развития, не связанных между собой генетически, большинство которых и кончают свое существование в эпоху неолита-энеолита, не передавая продуктивных производных в бронзовый век. Концепция Бош-Гимпера подверглась критике со стороны Гимбутас, которая (несколькими годами .ранее поддерживала идею о праиндоевропейской атрибуции культуры линейно-ленточной керамики, а в своей иовой теории как раз полагает все то неиндоевропейским, что Бош-Гимпера считает индоевропейским. Дезинтеграцию неолитических культур Подунавья к III тыс. до н.э., соответствующую по Бош-Гимпера, выделению индоевропейских языков, Гимбутас считает следами вторжения праиндоевропейцев с Восточной Европы, расколовшего неиндоевропейские цивилизации Европы.
16. Почти та же точка зрения на доисторию Европы сформулирована в труде Девото (1962), сочетавшего археологический и лингвистический подход к проблеме. Девото, стоя на тех же, позициях, что и Бош-Гимпера, о преемственности культурной традиции во времени, от эпохи неолита до железа, в Центральной Европе, обращает внимание на то, что индоевропейской пракультуре свойственен разный характер на соответствующих временных ступенях ее развития. Он выделяет фазу примитивного земледелия, которая, по его мнению, в археологическом выражении представлена культурой КЛЛК, причем уже на этой фазе для пракультуры свойственна, по Девото, тенденция к экспансии. Фаза продуктивного земледелия связана с культурой Иорданемюль, которая также обладает свойством к территориальному расширению. Переход к военной организации у индоевропейцев в археологическом выражении связан с культурой боевых топоров и шнуровых керамик. В культуре бронзового века - унетицкой - Девото видит продолжение индоевропейской традиции к экстенсивному использованию территории. В лужицкой культуре железного века Европы исследователь усматривает последний этап в доисторической эволюции индоевропейской культуры в Европе. Таким образом, Девото обосновывает предлагаемую им локализацию прародины индоевропейцев цепочкой культур, в которых якобы есть преемственность генетического характера, от. неолита до эпохи железа, Однако Девото не доказывает, и это не в его
21.

компетенции, генетическую связь культуры КЛЛК и культуры Иордансмюль, или КЛЛК и КШК. Нет прямой генетической преемственности между культурой Иордансмюль и КШК. Без этого данная цепочка культур - просто механическая подборка по принципу существования тенденции к увеличению жизненного пространства. Большой интерес представляет сравнительный словарь индоевропейских слов, среди которых выделены термины, характеризующие качество и количество; движение, физиологические функции и болезни; метеорологические наблюдения и календарную систему; религиозную систему; структуру семьи, племени, военную организацию и экономику; транспорт, домостроительство, фауну и флору, скотоводство и земледелие. Однако это не мешает Девото считать праиндоевропейской культуру линейно-ленточной керамики, в которой нет ряда существенных индоевропейских реалий (см. ниже), исходя из того, что мы знаем о пракультуре по данным лингвистической реконструкции. К тому же КЛЛК - это как раз та культура неолита, которая не передала продуктивных элементов, развивающихся в бронзовом веке, не говоря уже о производных культурах.
17. С критикой теории Бош-Гимпера и Девото выступил Кросслаад (1967). Он как раз подчеркнул тот факт, что культура линейно-ленточной керамики, как и культура Винча, Кукутени-Триполье, Старчево-Кереш не соответствуют требованиям, предъявляемым к праиндоевропейской культуре, т. е. в них нет укрепленных поселений; нет преобладания скотоводства над земледелием, которое обеспечило такую структуру общества и такие семейные и общественные институты, которые известны у исторических индоевропейцев - ариев, греков, хеттов. Кроме того, Кроссланд прибегает еще к одному логическому доводу: если индоевропейцы происходят не из Анатолии, то пракультураих в археологическом выражении не может иметь анатолийских истоков, а по мнению ряда ученых, древнебалканские цивилизации имеют анатолийские корни. Другими словами, Кроссланд стоит на позиции неиндоевропейского характера дунайского неолита. По его мнению, объяснить появление индоевропейских языков в Европе в этом случае можно при допущении мезолитического центрально-европейского субстрата, который был амальгамирован неолитическими культурами. Не высказываясь определенно о локализации прародины, Кроссланд склоняется к тому, что гипотеза Гимбутас более гибко объясняет заимствования на уровне общеиндоевропейского единства из финно-угорских языков и пастушеский характер культуры части индоевропейских на родов, точнее индоиранцев. В то же время Кроссланд считает, что прародину индоевропейцев надо помещать западнее, чем это делает Гимбутас, но конкретнее не называет этого региона.
18. Районы Европы, соседние с Анатолией, с восточноевропейскими степями и финно-угорским массивом, а также с районами индоевропейской гидронимии в Северной и Центральной Европе - зона поиска и. е. прародины, по Гудено (1971). Чтобы найти такую территорию, которая удовлетворяла бы условиям, сформулированным выше, Гудено предлагает на территорию, а модель прародины. Согласно его модели, и е. пракультура, характеризуемая смешанными формами экономики, расширяясь из западноевропейских степей на восток в связи с возрастанием роли скотоводства и экстенсивным использованием территории, утрачивая зависимость от земледелия, переходит к пастушеству (ин до-иранское состояние, по Гудено), возвращаясь на запад, образует континуитет в виде культуры воронковидных кубков (ареал КВК сов падает с ареалом индоевропейской гидрономии).
Примечательным в гипотезе Гудено является попытка осуществить
22.

комплексный подход в решении индоевропейской проблемы, однако предложенная модель Гудено носит механистический характер, поскольку не подкреплена надежным археологическим анализом по происхождению, культурным связям и хронологии культур неолита - ранней бронзы в Европе. Несмотря на то, что нет обобщающих исследований, посвященных хронологии культур неолитической раннебронзовой эпохи Западной и Восточной Европы, и исследования носят региональный характер, все же можно составить достаточно прочное представление о доистории Европы в V-III тыс. до н.э., базируясь на комплексе региональных археологических исследований (см. ниже).
Комплексный подход в решении проблемы локализации индоевропейской прародины реализован в трудах советских ученых Гамкрелидзе, Иванова, в которых обстоятельно аргументировалась мысль об общей и. е. прародине на территории Армянского нагорья и прилегающих к нему регионах и вторичной прародине древнеевропейских индоевропейцев в черноморо-каспийских степях.
Гипотеза о двух прародинах для индоевропейцев на территории Армянского нагорья и в степях Восточной Европы была сформулирована Миллером еще в 1873 г. на основании близости и. е. праязыка с семито-хамитскими и кавказскими языками (Шрадер, 1886, с. 146), Работы Гамкрелидзе и Иванова, вышедшие в 1980-1981 гг., обстоятельно развили эту мысль на новом научном уровне. Многолетняя работа авторов завершилась изданием энциклопедического исследования, посвященного языку, культуре и прародине индоевропейцев (Гамкрелидзе, Иванов, 1984).
Вопросы хронологии и территории распространения общеиндоевропейского праязыка исследователи справедливо считают основным в поиске и. е. эйкумены; при этом оговаривают, что индоевропейцы могли за время своего существования неоднократно менять свою прародину и что их усилия "направлены на выявление эйкумены индоевропейцев перед началом распада их праязыковой общности. Таким образом, Гамкрелидзе - Иванов пытались локализовать последнюю общеиндоевропейскую территорию, которую мы в дальнейшем именуем позднеиндоевропейской прародиной. Они представили серьезные лингвистические доказательства в пользу передатировки позднеиндоевропейской прародины "с III тыс. до н.э., как это было принято ранее большинством специалистов, а IV и, возможно, V тыс. до н. э., основываясь на том, что между временем появления хеттов в Малой Азии, зафиксированным хеттскими именами в "каппадокийских табличках" (2040- 1875 гг. до н. э.) и их отпочкованием от праиндоевропейского ядра, знаменующим начало его распада, долгое время существовала общеанатолийская (хетто-лувийская) языковая общность. Передатировка праиндоевропейской общности перед ее распадом в IV тыс. до н.э. более близка к истине по следующим причинам.
Время появления хеттов в Малой Азии следует относить к началу- последней четверти III тыс. до н.э., поскольку имеются указания, что хетты поднимали восстание против Нарамсина (2236-2200 гг. до н.э.), Это согласуется и с предложенной нами датой появления хеттов в Палестине по данным библейских источников (Сафронов, 1981, с. 87), и с данными лингвистики о контактах эблаитов (жителей Эблы) с анатолийскими племенами, а "упоминание в эблаитских текстах о Канише и Хатти можно рассматривать как современное им подтверждение легенд о подвигах Саргана и Нарамсина в Анатолии и о сражениях С царями Канеша, Хатти и Пурусханды; которые были не просто го-
23.

родами-государствами, а могущественными царствами, где, возможно, преобладали три языковые группы - несийская в царстве Канеша, хаттская в Галисской области и лувийская в царстве Пурусханды" (Меллаарт, 1985, с. 29).
2. Между выделившимися из анатолийской общности хеттскими и лувийским языками зафиксированы уже на рубеже III-II тыс. до н. э. значительные структурные различия, которые, по обоснованному мнению Гамкрелидзе-Иванова, свидетельствуют о длительном самостоятельном пути развития этих обособившихся языков. Ясно, что со времени выделения этих языков до их письменной фиксации прошло не менее нескольких веков, так же, как, вероятно, и со времени выделения из и. е. ядра анатолийской общности.
Дата всего периода существования последней индоевропейской прародины, предложенная Гамкрелидзе - Ивановым, является .правильной, хотя и носит общий характер. Авторы высказали предположение о пребывании в Малой Азии носителей анатолийской общности, основанное на архаичной и. е. гидронимии, т. е. таких и. е. названиях рек и водоемов (см. выше), формы которых уже не обнаруживаются в хеттских и лувийских языках. Это обстоятельство и намечаемое по письменным источникам движение хеттов с востока служит базой для их аргументации о движении отпочковавшихся носителей общеанатолийского языка с востока, с территории Армянского нагорья - прародины индоевропейцев. Авторы не объясняют, почему нет следов архаичной и. е. гидронимии на территории самого Армянского нагорья, где они располагают прародину индоевропейцев, на что в ходе дискуссии о локализации и. е. эйкумены обратили внимание Дьяконов (1982) и Трубачев (1984). Следует добавить к этому отсутствие архаичных и. е. гидронимов и топонимов на территории Восточной Анатолии, хотя именно здесь они должны были быть в большей концентрации, если бы движение носителей анатолийской общности происходило бы с востока. Архаичная гидронимия и топонимия зафиксирована лишь в Западной и Центральной Анатолии (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 862- 863). Это, как нам представляется, позволяет сделать вывод о том, что и. е. прародина должна находиться либо в Западной Анатолии, либо в соседнем Балкано-Карпатском регионе, в котором авторы находят аналогии для малоазийских гидронимов и топонимов. Если бы последние восходили к реконструируемому Гамкрелидзе и Ивановым общеанатолийскому языку, учитывая его периферийный характер, Западную Анатолию можно было бы исключить из числа областей возможной локализации в них и. е. прародины. Преимущество некоторых балканских и центрально-европейских регионов перед малоазийскими в значительно большем содержании и кучности древнеевропейских гидронимов. Иванов и Гамкрелидзе в Малой Азии указывают на 5 таких гидронимов; в Карпатском бассейне и на северной периферии Балканского полуострова их, согласно сводке Крае, более сотни. Однако малоазийские гидронимы, сравниваемые Гамкрелидзе и Ивановым с "и. е. образовательным типом на *- nt не позволяют утверждать, что эти гидронимы, как и северобалканские и карпатские, не оставлены со времени общеиндоевропейского единства, поэтому трудно точно ответить на вопрос на основании данных топонимии и гидронимии, где же находилась и. е. эйкумена. Сложность постановки проблемы заключается в определении хронологических уровней общеиндоевропейской гидронимии. Достаточно указать, что до сих пор продолжается спор о принадлежности центральноевропейских гидронимов к древнеевропейскому или общеиндоевропейскому пласту (см. выше). Представляется возможным, что западно-малоазийские и карпато-балканские гидрони-
24.

мы составляют разные хронологические уровни существования праиндоевропейской общности. При этом допущении анатолийские гидронимы могут отражать и более древнее состояние и. е. общности, поскольку их сохранилось значительно меньше и они однообразнее. Хотя до специальных лингвистических исследований это положение является лишь логическим допущением, оно хорошо согласуется с установленными Гамкрелидзе - Ивановым контактами праиндоевропейского с малоазийским хаттским и родственными ему общесеверокавказским и общесемитским (датируемым с VI-IV тыс. до -н. э.) языками, распространенными в 'Пределах от Египта до Южной Анатолии и от восточного средиземноморского побережья до Месопотамии. Дьяконов выявил, что большинство заимствований относится к III-II тыс. до н. э., однако признал, что немногие заимствования из семитского в индоевропейском относятся к VI-IV тыс. до н.э., тем самым фактически признал и установленные Илличем-Святычем контакты праиндоевропейского с семитским (вернее, с общесемитским языком (Иллич-Святыч 1964, с. 3-12). Гамкрелидзе и Иванов доказывают контакты праиндоевропейского и хаттского, северокавказских и семитских языков, выявляя двусторонние заимствования в этих языках, напоминающих, по мнению Климова и Алексеева (1980), некоторыми сторонами своей структуры строй и. е. языка на древнем этапе развития, т. е. раннеиндоевропейского языка, который, по мнению Андреева (1986), резко отличался от позднеиндоевропейского языка и, вероятно, имел несколько фаз развития, свидетельствующих о его длительном существовании.
Языковые контакты праиндоевропейского с хаттским устанавливают, возможно, другой уровень .и западно-малоазийскую эйкумену праиндоевропейцев, находившихся на стадии, предшествующей позднеиндоевропейскому состоянию. На этой же территории, точнее в юго-восточной части этого региона, и в это же время могли происходить контакты праиндоевропейцев с носителями общесемитского языка, дата которого (VI-IV тыс. до н. э.) помогает установить хронологический диапазон этих контактов в пределах VI - первой половины V тыс. до н.э., поскольку и, возможно, часть V тыс. до н. э. является, как было доказано выше, Гамкрелидзе и Ивановым датой позднеиндоевропейской прародины. Именно в это время могли происходить установленные Николаевым и Старостиным (1984) активные контакты праиндоевропейцев и ряда ближневосточных этнических групп с носителями прасеверокавказского языка, занимавшего в VI - начале V тыс. до н. э., по их мнению, европейское Средиземноморье, в том числе и восточную часть Балканского полуострова.
Таким образом, приведенных Гамкрелидзе и Ивановым фактов лингвистики (западномалоазийская и. е. гидронимия, свидетельства немногочисленных контактов праиндоевропейского с общесемитским языком VI-V тыс. до н. э.; более тесные контакты с хаттским и активные связи с прасеверокавказским языком VI - нач. V тыс. до н. э.), позволяют предполагать, что в VI - возможно, первой половине V тыс. до н.э. западную часть Малой Азии занимали праиндоевропейские племена в период, предшествующий позднеиндоевропейской прародине. Большую аргументацию получили связи с пракартвельским языком, хотя датировка последнего III, с возможными заходами в IV тыс. до н. э. делает контакты этих языков на праиндоевропейском уровне маловероятным. Гамкрелидзе и Иванов указывают, что в контакты с общекартвельским, возможно, вступали древние диалектные объединения. Дьяконов указал, ссылаясь на Климова, что движение носителей пракартвельского языка шло с севера Закавказья и убедительно связал носи-
25.

тел ей пракартвельского языка с куроаракскими памятниками Кахетии (III тыс. до н.э.) (Дьяконов, 1982). К этому же периоду, как показал, Дьяконов, точнее ко второй половине III тыс. до н. э.- первой половине II тыс. до н. э. относятся и основные индоевропейские заимствования из семитских, особенно западносемитских языков. Часть из них, особенно, выявленную Гамкрелидзе и Ивановым в тохарских и индоиранских языках, вполне возможно объяснить установленной нами миграцией из районов Северной Месопотамии (Харран, Тель Хуэйра), Северной Сирии арамейского населения, находившегося под сильным влиянием шумеро-эламских традиций и оставившего на Северном Кавказе памятники яркой майкопской культуры бронзового века (Сафронов, 1982, с. 63-104). С появлением этой культуры в Восточной Европе могут быть связаны шумерские и эламские заимствования в индоевропейских языках, отмеченные Гамкрелидзе и Ивановым.
Языковые факты, приведенные Гамкрелидзе и Ивановым в пользу локализации индоевропейской прародины на территории Армянского нагорья, могут получить и другие объяснения. Отсутствие и. е. гидронимии в указанном ареале может свидетельствовать лишь против локализации в нем индоевропейской прародины. Экологические данные, приведенные в разбираемой работе, еще больше противоречат такой локализации. На территории Армянского нагорья нет почти половины животных, деревьев и растении, указанных в списке, флоры и фауны, приведенных Гамкрелидзе и Ивановым, реконструируемых в общеиндоевропейский (осина, граб, тисе, липа, вереск, бобр, рысь, тетерев, лосось, слон, обезьяна, краб).
Нет каких-либо археологических свидетельств переселения европейских "индоевропейцев" через Среднюю Азию или морским путем вдоль восточного побережья Каспийского моря в IV-III тыс. до н.э. Результатом этого переселения должно было быть появление ямной культуры в понто-каспийских степях в III тыс. до н.э. Далее исследователи присоединяются к гипотезе Гимбутас о продвижении ямной культуры и о роли пресловутой курганной культуры - "окрошке", составленной Гимбутас из различных как по происхождению, так и по хронологии культур. Вряд ли нужно вновь останавливаться на аргументах Гимбутас, и тем более ставить недостатки этой гипотезы в упрек смежникам, каковыми являются авторы в решении археологической части индоевропейской проблемы. Ведь гипотеза Гимбутас была принята "на веру" многими ведущими археологами Европы, которых не смутили ни вопиющие хронологические ошибки, ни отсутствие серьезных доказательств о направлении миграции ямной культуры и многие другие небрежности обращения с археологическими источниками, не говоря уже о неверно понимаемой методологии проблемы. К моменту выхода работ Гамкрелидзе и Иванова происхождение ямной культурно-исторической области никем серьезно не обосновывалось. Исследователи вслед за Гимбутас и Даниленко (см. выше) априорно принимали восточные области Европы за эйкумену ямной культуры. Приведенные Мерпертом аргументы в пользу формирования древнеямной культуры в Волго-Уралье (Мерперт, 1974, с. 147-148) лишены хронологического обоснования (Сафронов, 1983, с. 77-81). Археологические факты из наших раскопок позволили нам "констатировать, что на севере Молдавии в предгорьях Карпат, в 70-80 км к юго-востоку от зоны распространения KB К зафиксированы древнейшие памятники ямной культуры" (Сафронов, 1983, с. 81). Тогда же мы отметили в ямной культуре черты, сближающие ее с КВК и культурой Лендьел. Через год Шевченко (1984) обнаружил удивительное сходство двух антропологических ти-
26.

юго-западного варианта ямной культуры и КВК. Проведенный нами к настоящему времени анализ материальной культуры убедительно свидетельствует о происхождении древнейших вариантов ямной культуры от КВК. Это лишает смысла гипотезу о восточном происхождении ямной культуры, а вместе с тем и о вторичной (древнеевропейской) прародине в понто-каспийских степях. Против положения этого свидетельствует древнеевропейская гидронимия, эпицентр которого находится в Центральной и Северной Европе (Крае, 1957, 1968) и лишь немногие древнеевропейские гидронимы, зафиксированные от Карпат до правобережья Днепра (Трубачев, 1968).
Локализацию и. е. прародины, предложенную Гамкрелидзе новым, нельзя принять, даже исходя из фактов и аргументации, приведенных самими авторами. И все же значение трудов Гамкрелидзе и Иванова, посвященных индоевропейской проблеме, трудно переоценить. Авторы собрали, тщательно выверили и частично переосмыслили множество языковых и исторических фактов, данных археологии и естественных наук. Главное в их работе - это комплексный подход к проблеме индоевропейской прародины, благодаря которому они установили культурно-исторический уровень праиндоевропейского общества, окончательно утвердили ряд лингвистических условий для локализации прародины, которые нельзя уже обойти молчанием, обращаясь к проблеме прародины. Лингвистические открытия позволила ученым дать и собственную схему диалектного членения и. е. языков, по которой первыми отделились от ядра и. е. праязыка общеанатолийская и тохарская языковые общности; чуть позже, по их концепции, произошло обособление греко-арийской общности, распавшейся на индоиранскую и греческую диалектную общность. Исследователи безупречно доказали высокий уровень социально-экономического и культурного развития праиндоевропейского народа, приближающийся к цивилизации ранней древности. К сожалению, ряд недосмотров в археологических, палеоботанических, палеозоологических источниках не позволил провести на том же уровне сравнение общеиндоевропейской культуры, реконструируемой по лингвистическим данным, с археологическими культурами. Так, авторы отрицали возможность плужного земледелия в период до конца бронзового века в Центральной Европе, а также развитого скотоводства. Коза и овца, по их мнению, были одомашнены до I тыс. до н. э. Неизвестен в Центральной Европе, по их мнению, и ячмень (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 868-869). На самом деле эти признаки уже имеются в ранненеолитических культурах Центральной Европы, кроме точных свидетельств о практике плужного земледелия, но оно уже известно в поздненеолитических культурах - культуре воронковидных кубков и культуре Лендьел (Сафронов, 1983, с. 68-76).
Историографический очерк показывает, что разные аспекты проблемы локализации индоевропейской эйкумены раскрыты далеко не полно и не в равной мере. Мало связаны между собой лингвистические и археологические исследования в связи с этой проблемой. Лингвисты используют археологические данные только для иллюстрации. Археологи игнорируют всю сумму лингвистических аргументов, "выдергивая" только отдельные факты.
27.

Г Л А В А 2

ПРОБЛЕМА РАННЕИНДОЕВРОПЕЙСКОЙ ПРАРОДИНЫ (ДРЕВНЕЙШИЕ ПРАИНДОЕВРОПЕЙЦЫ В МАЛОЙ АЗИИ)

Изучение историографии вопроса показывает, что поначалу лингвисты не рассматривали общеиндоевропейский (прагерманский) язык в диахронии, реконструируя языковое единство, сложившееся к его распаду на отдельные обособленные диалекты. Правда, в середине XIX века Шлейхер, первым разработавший относительную хронологию выделения различных языков из общего прагерманского единства (генеалогическое древо, Шлейхер, 1861-862, с. 7), указывал, что индоевропейский язык прошел сложный этап эволюции и со временем значительно упростился.
Выделение древнейшего слоя в праиндоевропейском языке стало возможным лишь после выхода в свет работ Соссюра "Исследования о первоначальной системе гласных индоевропейских языков". Система гласных, по Соссюру (1977), не всегда была одинакова; "высказывалось даже мнение, что она сводилась к одному 'е'" (Мейе, 1938, с. 81).
В настоящее время многоэтапность праязыка доказывается, исходя из различия систем кратких и долгих гласных в некоторых языках индоевропейской семьи. Так, Воронцова (1983, с. 10) дает две реконструкции, характеризующие, вероятно, разные уровни раннеиндоевропейского (р.и.е.): i-a u i-е/о-a u. Для позднеиндоевропейского система гласных отличается от двух названных выше.
Эта шестифонемная система i e u - е о - а представляет достаточно устойчивое сочетание" (Воронцова, 1983, с. 10). Помимо выявления первоначальной системы гласных Соссюром было сделано в этой же работе еще одно основополагающее открытие для выявления древнейшего пласта в праиндоевропейском. Суть открытия состоит в том, что наряду с односложными корнями, как думали раньше, существовали двусложные (Мейе, 1938, с. 462-463). Эти положения легли в основу бореальной концепции Андреева, скрупулезно в течение 30 лет реконструировавшего древнейший пласт индоевропейского праязыка (Андреев, 1957, 1979, 1986). Раннеиндоевропейский язык Андреев реконструировал в своей одноименной монографии на основе анализа данных позднеиндоевропейского языка с помощью "метода внутренней реконструкции". Он восстановил "раннеиндоевропейскую систему двусогласных корней в ее первоначальном виде" (Андреев, 1986, с. 1). Исследователь восстановил лексическую систему раннеиндоевропейского праязыка из 203 слов, со стоящих только из двух согласных фонем и реконструировал для этих слов протосемы, выявил для этих корней семантические деревья.
Реконструкция раннеиндоевропейских протосем осуществлялась * Под раннеиндоевропейкой протосемой Андреев подразумевает "древнейшее значение двусогласного слова, из которого с наименьшим количеством смысловых переходов могут быть выделены значения трех-четырех-пяти и более согласных основ, восстанавливаемых для позднеиндоеаропейской эпохи путем прямого соотнесения засвидетельствованных форм отдельных и.е. языков" (Андреев, 1986, с. 39).
28.

Андреевым (1986, с.39) "полностью внутри индоевропейского материала".
Бореальный язык был. Реконструирован Андреевым после сравнения 203 раннеиндоевропейских корней С лексемами алтайских и уральских языков*. "Выяснилось, что из 203 корневых слов 198 присутствуют как в составе уральских, так и в составе алтайских производных форм, а 5 слов обнаруживаются в одной из этих двух языковых групп ... для раннеиндоевропейских и алтайских корневых согласных найдены вполне строгие законы звуковых соответствий" (Андреев, 1986, с. 1). На этом основании автор делает вывод о существовании бореального праязыка, давшего начало раннеиндоевропейскому, раннеуральскому и раннеалтайскому языкам. Раннеиндоевропейский язык являлся, по мнению Андреева (1986, с. 2) "главной ветвью бореального праязыка". Отсутствие морфологической системы в бореальном и раннеиндоевропейском праязыках, а также в древнейших слоях прауральского и праалтайского, по мнению Андреева (1986, с. 38) делали безуспешными попытки некоторых компаративистов реконструировать общие для трех последних праязыков элементы морфологии. В ходе изолированного становления после распада бореальной общности "в их морфологии можно видеть причину столь разных эволюционных линий" (Андреев, 1986, с. 38). В бореальном языке и раннеиндоевропейском на начальной стадии существования не было частей речи; "морфология - в ее современном понимании - отсутствовала, единственным видом словообразования было корнесложение, т. е. соединение двух корневых слов в одно сложное, целое" (Андреев, 1986, с. 4). Отличие бореального и раннеиндоевропейского находилось не в сфере типологии, а в степени корнесложения: в бореальном языке оно едва начиналось, тогда как в РИЕ (раннеиндоевропейском) оно достигло высокой степени" (Андреев, 1986, с. 37-38).
Процесс генезиса двукорневых раннеиндоевропейских слов развивался все интенсивнее, "достигнув такого уровня развития, при котором на рубеже раннеиндоевропейской и среднеиндоевропейской эпох создалась возможность в виде появления детерминативного способа словопроизводства" (Андреев, 1986, с. 278). Среднеиндоевропейский праязык характеризуется коренной типологической перестройкой, заключающейся в оформлении системы детерминативов, в появлении новых основ, не адекватных ни одному из корней, "основ, имеющих в своем составе плюс один или несколько распространителей" (Андреев, 1986, с. 282). К этому периоду, по мнению Андреева, относится и формирование абстрактной лексики. "В СИЕ (среднеиндоевропейском) не было, вероятно, как таковых частей речи. В эту эпоху на основе раннеиндоевропейских корней развивались полулексические-полуграмматические значения" (Андреев, 1986, с. 289). Появление частей речи могло соответствовать лишь переходной к ПИЕ эпохе. Позднеиндоевропейский язык образовался в процессе эволюции среднеиндоевропейского. От раннеиндоевропейского языка изолирующего строя он отличается коренным образом и был прежде всего языком "синтетического строя с высокоразвитой флексией, включая внутреннюю" (Андреев, 1979, с. 90). В позднеиндоевропейском языке произошло становление частей речи, сначала имени и глагола, потом других * К алтайским языкам относятся древнетюркский язык - предок современных тюркских языков: турецкого, чувашского, карачаевского, балкарского, туркменского, казахского, узбекского, киргизского и др., монгольского, тунгусо-манчжурских. К уральским относятся финно-угорсхие и самодийские языки (Гамкреладзе- Иванов, 1984, с. 1315-1316).
29.

частей речи (числительных, причастий, местоимений) (Андреев, 1986, с. 289-290). Век назад академик Фортунатов справедливо отмечал, что "общий (праиндоевропейский - В. С.) язык в эпоху его распадения был языком очень развитым, имевшим много слов и грамматических форм" (Фортунатов, 1956, т, 1, с. 49) и подчеркивал, что исследователи "не должны искать в этом языке такого единства, которое исключало существование диалектов" (Летерсен, 1956, с. 7). Существование диалектов в позднеиндоевропейском с конца прошлого века никем не оспаривается. В настоящее время язык рассматривается "как система, существовавшая в виде определенного множества взаимосвязанных диалектов. Расчленение общего языка на исторически засвидетельствованные родственные языки можно представить себе как постепенное обособление и дробление первоначальных диалектов общей исходной языковой системы...
В языковой модели, реконструируемой для определенного хронологического среза, такое членение предстает синхронно в виде вариантных (дублетных) форм, которые могут отражать ареальные, диалектные противопоставления в системе общего языка позднего периода. Такие диалектные противопоставления могут объясняться хронологически" (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 445).
По периодизации Гамкрелидзе-Иванова позднеиндоевропейская общность делится "на основании грамматических изоглосс" на 5 этапов: "фонологические изоглоссы дают возможность проследить дальнейшие членения выделяемых на этапе 5 индоевропейских диалектных ареалов вплоть до исторических диалектов" (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 400). Всего Гамкрелидзе, Иванов (1984, с. 445) выделяют 7 хронологических уровней в развитии общеиндоевропейской языковой области. Поскольку первый общеиндоевропейский уровень устанавливается по грамматическим изоглоссам, то он не может относиться к раннеиндоевропейскому языку. Скорее всего не может быть отнесен и к начальным периодам среднеевропейского языка (по периодизации Андреева), поскольку в этот период на основе раннеиндоевропейских корней развивались лишь "полулексические-полуграмматические значения" (Андреев, 1986, с. 289, см. выше).
Таким образом, хронологическая "деривационно-пространственная модель членения общеиндоевропейской языковой области" Гамкрелидзе-Иванова относится, в основном, к позднеиндоевропейской языковой общности, возможно, к финалу среднеевропейской (по Андрееву) эпохи, а 7 ее хронологических уровней отражают в какой-то мере этапы эволюции, в основном, позднеиндоевропейского праязыка. На втором уровне этой периодизации прослеживаются два диалектных единства: к первому восходят греческий, индоиранский и, вероятно, германский и балто-славянский диалекты; ко второму - хеттский, тохарский, италийские, кельтские и фригийский (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 390-391). На третьем уровне выделяется анатолийская языковая общность, на четвертом уровне оформляются тохарско-кельто-италийский ареал, на пятом уровне из первого диалектического единства выделяются германо-балто-славянский и арийско-греческо-армянский диалекты, а из тохаро-кельто-италийского языкового ареала - тохарский. На шестом уровне образуются балто-славянский, германский, армяно-арийский, греческий, кельтский, тохарский, анатолийский, на седьмом уровне сохраняются те же диалекты, только армяно-арийский распадается на армянский и индоиранский (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с.-371-428). При ряде спорных моментов "деривационно-пространственной модели членения общеиндоевропейской языковой области", предложенной Гамкрелидзе и Ивановым, отмеченных уже историками и
30.

лингвистами (Дьяконов, 1082; Трубачев, 1982, 1985) и освещенных частично в нашей предыдущей монографии, кардинальных расхождений в выявлении диалектных общностей и в направлении последовательности уровней эволюции позднеиндоевропейской общности, по нашему мнению, не наблюдается (сравнить, например, Мейе, 1938, гл. IX "О разделении диалектов").
Даже резко отличающиеся от положений классического сравнительного индоевропейского языкознания, обстоятельно аргументированные выводы Гамкрелидзе и Иванова (1984, с. 98-112, 407-414) о приблизительной синхронности появления системных иноваций и новообразований, приведших к -возникновению кентумных диалектов, а также об осуществлении различными диалектами конвергентно кентумного перехода не меняют существенно ни направления эволюции праиндоевропейского диалектного единства, ни пространственного распределения диалектов. Картина размещения диалектов в праиндоевропейском ареале мало меняется из-за установления конвергентности возникновения кентумных языков, поскольку авторы признают необходимость выделения "ареальной общности диалектов, относимых к классификационной группе сатем" (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 411) из-за сходства фонетических иноваций в различных сатемных диалектах.
Таким образом, область праиндоевропейской языковой общности, по схеме Гамкрелидзе и Иванова, занимает "сатемная ареальная общность диалектов" и диалекты кентумной классификационной группы (по терминологии Гамкрелидзе - Иванова) группы в отличие от прежней кентумной ареальной общности, отражающей, по мнению ряда ученых, западную группу диалектов в отличие от восточной - сатемной (Дьяконов, 1982, с. 6). В своей работе Иванов и Гамкрелидзе не только подтверждают на новом методическом уровне направленность эволюции общеиндоевропейской языковой общности, но и, после анализа основных вопросов структуры и. е. праязыка и переинтерпретации ряда основных положений сравнительного языкознания, обосновали поэтапную последовательность в развитии диалектов этой общности.
Это обеспечило надежность данной периодизации и. е. языковой общности, что позволяет историкам, археологам и культурологам уверенно использовать "деривационно-пространственную модель членения общеиндоевропейской общности" Гамкрелидзе - Иванова при поисках индоевропейской прародины.
Коррекция между периодизациями и. е. праязыка Андреева и Гамкрелидзе - Иванова создает уникальную возможность проследить в диахронии эволюцию и. е. праязыка на всем пути его развития. Древнейшие 5 горизонтов деривационно-пространственной модели членения и. е. праязыковой общности выделены, как указывалось выше, "на основании грамматических изоглосс" (Гамкрелидзе - Иванов, 1984, с. 400), которые по хронологической схеме Андреева могли появиться не ранее финального периода среднеиндоевропейской эпохи. К этой эпохе, с известной долей вероятия, может принадлежать первый бездиалектный уровень (в периодизации и. е. праязыка Гамкрелидзе - Иванова) и, возможно, второй хронологический уровень, в котором слабо намечается существование двух диалектных ареалов на основании наличия лексических изоглосс в некоторых и. е. языках, включая анатолийские, и их отсутствия в индоиранских языках.
Возможность отнесения раннего периода в схеме Гамкрелидзе - Иванова, характеризующегося глоттализованной серией 1 индоевропей-
31.

ских смычных, к периоду, предшествующему Позднеиндоевропейскому языку, т. е. тому языку, который уже стоял на Грани распада на отдельные диалекты", предусматривал Дьяконов' (1982, с. 9; подробнее об этом см. Сафронов, 1983, с. 28-29). Бесспорное обособление диалектов внутри праиндоеврoпeйской общности прослеживается лишь с 3-го уровня периодизации Гамкрелидзе - Иванова. Начало этого процесса, вероятно, совпадает с окончательным оформлением позднеиндоевропей-ского единства.
Периодизация общего индоевропейского праязыка представляется следующей:
1 - бореальный праязык (по Андрееву);
2 - раннеиндоевропейский язык (по Андрееву), древняя и поздняя фазы развития;
3 - Среднеиндоевропейский язык (по Андрееву), раняя и поздняя фазы развития;
4 - позднеиндоевропейский язык;
2/3, 4, 5, б, 7 - хронологические уровни (по Гамкрелидзе - Иванову).
Абсолютная хронология развития общеиндоевропейского праязыка по лингвистическим данным может быть разработана лишь для позд-неиндоевропейского праязыка, поскольку глоттохронологическое датирование предполагает наличие базового словаря, в котором согласно открытию Сводеша за 1000 лет происходит замена около 15% таких слов, за 2000 -28%, за 4000 - 48% (Дьяконов, 1984, с. 3-20).
Базовый словарь (или основной словарный фонд) включает в себя слова, которые в меньшей степени подвержены инновациям или могут быть заимствованы из других языков и обозначают явления природы, названий частей тела и т. д.
Репертуар из 203 раннеиндоевропейских корней, составленный Андреевым, мало подходит для составления базового словаря этого языка, а работа по глоттохронологическому датированию позднеиндоевропейского праязыка не проделана.
Датировка позднеиндоевропейского праязыка на исторически? данных имеет свою перспективу лишь при учете медленного количественного изменения основного словарного фонда и качественных изменений, произошедших в языке. Так, Гамкрелидзе - Иванов (1984, с. 359- 861) определяют распад индоевропейского единства "не позднее IV тыс. до н. э." отталкиваясь от дат первых свидетельств о хеттах в Анатолии - рубеж III/II тыс. до н. э.- устанавливаемых на основании упоминания хеттских и лувийских имен в каппадокийских таблицах из староассирийских колоний в Малой Азии. Тысячелетний разрыв между сложившимся хеттским и праиндоевропейской общностью данные авторы предполагали, отводя место анатолийской языковой общности, из которой и выделились хеттский и лувийский языки. Причем, авторы указывали на присутствие анатолийской общности в Малой Азии, поскольку там в "гидронимах, обнаруживаются и такие формы, восходящие к общеанатолийскому состоянию, которых уже нет в отдельных исторических языках - хеттском, палайском" (Гамкрелидзе - Иванов, 1984, с. 861). В настоящее время имеются прямые указания на присутствие хеттов и лувийцев в Малой Азии почти с середины III тыс. до н. э.: "упоминания в эблаитских текстах о Канише, Хатти можно рассматривать как современное им подтверждение легенд о подвигах Саргона и Нарамсина в Анатолии и о сражениях с царями Каниша, Хатти и Пурусханды, которые были не просто городами-государствами, а могущественными царствами, где, возможно, уже преобладали три языкот вые группы - ""оитская, в царстве 'Каниш, хаттская -в севернога-
32.

лийской области и лувийская- в царстве Пурусханда" (Мелларт, 1985, с. 29). Отнесение назад почти на полтысячи лет исторических данных о существовании, хеттов в Малой Азии удревняет выделение хеттов из общеиндоевропейской общности, и это отделение надо относить, исходя из уже изложенных аргументов, не позднее первой половины IV тыс. до н. э. Однако после обособления хеттов на 3-м хронологическом уровне периодизации Гамкралидзе - Иванова, индоевропейское единство продолжало существовать и лишь на следующем, 4-м уровне выделения, кроме анатолийского, тохаро-кельто-италийский диалектный ареал, на 5-м уровне -арийско-греко-армянский, на 6-м -греческий, на 7-м - индоиранский. К этому времени анатолийский прошел 5 ступеней эволюции.
Дата существования греко-армяно-арийской языковой общности определена Гамкрелидзе - Ивановым на ступень позже выделения анатолийского (хетто-лувийского) языка. Авторы датируют ее тем же методом, отталкиваясь от исторически засвидетельствованных греческих и арийских диалектов. Греческий микенский засвидетельствован в начале XV в. до н. э. Он, как и некоторые уже обособившиеся другие диалекты, принадлежит к восточной диалектной ветви греческого языка. Существование восточной и западной ветви греческого датируется Гамкрелидзе - Ива-новым (1984, с. 864) рубежом III/II тыс. до н. э. Из этого следует, по Гамкрелидзе - Иванову, что общегреческий "надо отнести к эпохе не позднее III тыс. до н. э." (Гамкрелидзе - Иванов, 1984, с. 864). Греко-армяно-арийская общность должна быть несколько древнее. Уточнить дату существования этой общности помогает дата арийской (индоиранской) общности. Гамкрелидзе - Иванов датирует ее "не позднее III тыс. до н. э. на основании установления в середине II тыс. до н. э. особого митаннийского арийского языка, отличного от древнеиндийского и древнеиранского" (Гамкрелидзе, Иванов, 1984). Елизаренкова же (1987, с. 2), посвятившая работу ведийскому языку,- "самой архаичной разновидности древнеиндийского языка" - считает Митаннийский "диалектом, отличным от ведийского", поскольку зафиксированный в Coffee раннее время "митаннийский" характеризуется как доведийски-/йи чертами, ... так и послеведийскими, даже среднеиндийскими". Это предполагает наличие для обоих диалектов общего древнеиндийского языка, который следует датировать не позднее второй половины III тыс. до н. э., поскольку "наиболее ранние лингвистические данные древнеиндийского языка, засвидетельствованные в Малой Азии и Передней Азии, датируются 'Началом II тыс. до >н. э." (Елизаренкова, 1987, с. 3), а не серединой II тыс. до н. э., как полагали Гамкрелидзе и Иванов. Это согласуется с некоторым удревнением даты возникновения государства Митанни, которое существовало "не позже XVII в. до н. э.", а не XVI, как предполагали ранее (Аветисян, 1984, с. 18).
Датировка общего древнеиндийского второй половиной III тыс. до н. э. предполагает распад индоиранской общности не позднее середины III тыс. до н. э. Первую же половину III тыс. до н. э. следует отводить на существование индоиранской языковой общности, отколовшейся от праиндоевропейской общности не ранее конца IV тыс. до н. э. Этот хронологический рубеж определяет 7-й хронологический уровень, по схеме Иванова - Гамкрелидзе (1984, с. 415), и начало распада основного ядра праиндоевропейской языковой общности, за вычетом анатолийского диалекта, выделившегося на 3-м хронологическом уровне по той же схеме. Между выделением анатолийского диалекта и выделением индо-
33.

иранского, датируемого концом IV тыс. до н. э. существуют две (3-я и 4-я) ступени развития индоевропейской общности, что позволяет уточнить время выделения анатолийского из праязыковой общности индоевропейцев и относить его не к первой половине IV тыс. до н. э., а к началу IV или концу V тыс. до н. э. Таким образом, диалектное членение составило основное содержание позднеиндоевропейской языковой общности на протяжении всего IV тыс. до н. э. до окончательного формирования исторических диалектов. Диалектному членению предшествует 1-й хронологический уровень схемы, а на 2-м уровне, согласно схеме Гамкрелидзе - Иванова, лишь намечаются области диалектного членения, что позволяет отнести его к финалу среднеиндоевропейской эпохи и датировать первые два уровня деривационно-пространственной модели, не отступая от хронологии ее создателей, приблизительно V тыс. до н. э.
Хронологическая амплитуда среднеевропейской общности (эпохи) лимитируется ее финалом (V тыс. до н. э.) и, учитывая длительную эволюцию с. и. е. праязыка (по Андрееву) должна, в основном, занимать VI тыс. до н. э.
Финальная дата раннеиндоевропейского языка не должна быть позднее VII - начала VI тыс. до н. э.; учитывая длительность эволюции раннеиндоевропейского языка, следует допускать его возникновение и в VIII тыс. до н. э. Бореальный язык в таком случае должен быть не моложе IX тыс. до н. э.
Гипотеза о локализации раннеиндоевропейской прародины, выдвигаемая нами, находится приблизительно в соответствии с хронологическими периодами Андреева, но в противоречии с его локализацией раннеиндоевропейской прародины в зоне Карпатского бассейна.
Бореальный праязык Андреев (Л986, с. 39) относит (на Основании полного отсутствия протосем, свидетельствующих о производящем хозяйстве) к заключительной фазе верхнего палеолита, а "время появления и начало самостоятельной эволюции раннеиндоевропейского, определяется геологически - как нижний срез голоцена, общественно-исторически - как переходный процесс от верхнего палеолита к мезолиту и период раннего мезолита" (Андреев, 1986, с. 277).
Основанием для такой датировки служит отсутствие в корнеслове р. и. е. праязыка лексических единиц, указывающих на знакомство носителей этих языков с металлами, а также лексем, обозначающих сельскохозяйственные орудия или культурные растения. Отсюда автор делает вывод о том, "что эпоха раннеиндоевропейских корневых слов не знала земледелия и была, очевидным образом, старше неолита". Андреев (1986, с. 39) устанавливает наличие "только р. и. е. лексической единицы, имеющей безусловно скотоводческий детонат, а именно - "пасти" (Андреев, 1986, с. 39). Большое число лексем, относящихся к сфере охоты, указывает на их ведущее значение в жизни ранних индоевропейцев, что позволяет, по мнению Андреева (1986, с. 39), относить РИЕ язык к мезолиту. В то же время Андреев склоняется к тому, что ранним индоевропейцам было известно не только скотоводство, но и земледелие, однако не делает на этом основании никаких решительных выводов в сторону омоложения РИЕ общества.
Ландшафт раннеиндоевропейской прародины реконструируется на основании РИЕ лексики, из которой следует, что раннеиндоевропейское общество жило в холмистых местностях, может быть в предгорьях, в которых не было больших рек, но 'речушки, протоки, родники; реки, несмотря "а быстрое, течение, не были препятствием; переправлялись через них на лодках. Зимой эти реки замерзали, а весной разливались. Были и болота.
34.

Об этом свидетельствуют РИЕ корнесловы со значением: II-16 "гора, выситься, Нависающий"; II-12 "возвышаться, курган, приподнятый, означающий холм, неровную местность"; II-32 "болотница, ядовитый, горчить на кочках"; VIII-7 "болото, ползущий на сваях"; III-37 "течь, вытекающий, протока, родник, струиться, сильно текущий"; VII-2 "ехать на волокуше, всадником, на лодке".
Климат РИЕ прародины, вероятно, был резко континентальный с суровой и холодной зимой, когда перемерзали реки, дули сильные ветры; бурной весной с грозами, сильным таянием снегов, разлитием рек; жарким засушливым летом, когда пересыхали травы, не хватало воды. Об этом свидетельствуют РИЕ корнесловы: II-7 "зима, стынущий, перезимовать"; V-3 "лед, скользкий, замерзнуть"; VIII-8 "холод, мороз, мерзнущий, силиться"; III-32 "дуть, надувание, ветер, сдувающий"; V-5 "небо, заволакиваться, с громом"; III-39 "таять, разлитие, орошающий"; II-20 "засыхать, побурение, бурый".
Подобный резко континентальный климат не подходил для Европы VIII-VII тыс. до н, э. и тем более для Европы более поздних периодов, когда наступил климатический максимум голоцена с большой увлажненностью, с многоводными реками и плюсовой температурой и в зимний период.
Локализация раннеиндоевропейской прародины по данным экологии должна учитывать не только данные, реконструированные на основе РИЕ лексики, но и климатическо-ландшафтные характеристики в период VIII-VII тыс. до н. э. тех районов, которые являются возможной зоной обитания ранних индоевропейцев. Основным моментом, который был упущен Андреевым при локализации им РИЕ прародины, является последнее оледенение, охватившее значительную часть Карпатского бассейна и закончившееся в IX тыс. до н. э. (Ложек, 1971, с. 109-114). Наступившая после оледенения эпоха - младшая фаза дриаса - характеризуется холодным климатом в Центральной и Западной Европе и Малой Азии, степными ландшафтами и островками редкой таежной растительности. С наступлением пребореального периода пришло потепление. Центральная Европа, где Андреев помещает прародину ранних индоевропейцев, покрыта густой сетью рек и озер, образовавшихся в послеледниковый период, что никак [не вяжется с картиной засушливого лета, отраженной в РИЕ лексике. Западно- и восточноевропейские регионы, не охваченные оледенением не соответствуют возможному варианту РИЕ прародины, поскольку либо отличаются более мягким климатом, чем климат РИЕ прародины по данным лексики (Приальпийская зона и Апеннины), либо из-за отсутствия горного ландшафта (низменные районы Западной Европы и черноморо-каспийские степи). Балканы, в своих предгорьях, вероятно, больше приближались по своим характеристикам к РИЕ прародине, однако там нет памятников мезолита с производящим хозяйством, как впрочем и во всех европейских регионах, не охваченных оледенением. Сумма этих признаков (резко континентальный климат, горный ландшафт и существование 'мезолитических памятников с производящим хозяйством) имеется только в районах Анатолии, которые к тому же являются ближайшими к Европе территориями Азиатского материка. "Обширное плато Центральной Анатолии, расположенное на высоте 800-1000 м, отличается резко континентальным климатом: холодным-зимой, жарким сухим -летом". Здесь же расположены участки сосновых лесов (Джордано, 1960, с. 355). В центральной и западной части плато много больших и мелких озер и существует разветвленная
35.

речная сеть, что согласуется с РИЕ корнями со значениями "водоемов, болот и рек". В пребореальный период таких водоемов должно быть еще больше в связи с потеплением, а климат должен быть еще более континентальным. В этом периоде районы Анатолии, по мнению исследователей, были едва ли не единственными, где обнаружены памятники с производящими формами хозяйства.
После составления портрета РИЕ культуры мы перейдем к выявлению археологических памятников VIII-VII тыс. до н. э. в Анатолии, соответствующих этому портрету по своим характеристикам культурно-хозяйственного типа.
Портрет раннеиндоевропейской культуры реконструируется на основании тезауруса раннеиндоевропейских корневых слов и их протосем, восстановленных Н. Д. Андреевым (1986, с. 3, 39) и создает представление о характере, структуре раннеиндоевропейского общества, основах его жизнеобеспечения, видах трудовой деятельности его членов, проявлениях их духовной культуры, сущности их мировоззренческой системы. Всего признаков РИЕ культуры -27 (П-1, 2, … 27).
П-1 Производящее хозяйство в раннеиндоевропейском обществе было представлено ранними фазами земледелия и Скотоводства, создававших наряду с не потерявшей значение охотой, собирательством основу жизнеобеспечения общества, в отличие от бореального периода, когда средства к жизни добывались охотой, собирательством, рыболовством (там же, с. 271).
П-2 Ряд животных - бык, корова, овца, коза, свинья (?), лошадь (?) - были приручены в раннеиндоевропейскую эпоху. Собака была одомашнена в предшествующую эпоху, в бореальном периоде существования праязыка. П-3 Возникновение скотоводства стало возможным при существовании этих животных в диком виде в ареале бытования ранних индоевропейцев и сознательном ведении процесса доместикации. П-4 Ранняя стадия скотоводства, которая, видимо, имела место в раннеиндоевропейскую эпоху, проходила, по Н. Д. Андрееву, в форме "взаимодействия с полудиким, полуприрученным стадом при ограничении и направлении его передвижения с помощью загонных оград" (там же, с. 264).
П-5 Более развитая стадия скотоводства, достигнутая еще в раннеиндоевропейское время, предполагала уход за скотом, выпас его на летних пастбищах, получение молока и переработку молочных продуктов на простоквашу, сыр (?). В этот период появляется новая функция, которая выполнялась мужчинами,- пастьба скота. П-6 Собаке отводилась новая роль - охрана стада.
Эти выводы основываются на существовании РИЕ корневых слов и их протосем: II-I - собака, по-собачьи, песий; III-13 - говяда (т. е. коровы, быки), коровий, унаваживать; III-14 - блеять, овечий, козий; II-33 - щетина, колоться, свиной; IX-5 -лошадь, верхом, конский. Хотя нет данных однозначно судить, была ли одомашнена свинья и лошадь в РИЕ эпоху, уместно принять во внимание замечание Андреева: "В сферу номинации скотоводческих реалий оказались вовлеченные слова, ранее связанные с охотой ... "овца", "кабан", "лошадь" - во всех трех случаях с подвижкой значения от объекта охоты к предмету одомашнивания и пастьбы" (там же, с. 272).
В связи с новыми процессами, неизвестными в бореальную эпоху, в РИЕ языке возникают новые значения старых терминов. Таковыми являются сема "приручение" (там же, с 272, 264), IX-7 "ограда", П_38 "стадо прирученного скота", III-И в значении "пасти, пасо-
36.

мый, защитник" и II-38 "стадо, рядами, обходить, отмывающий", О первых шагах в сложении молочного хозяйства свидетельствует корневое слово II-55 "брожение, сбраживать, кислый".
П-7 Охота на диких животных с целью получения мяса и отлова взрослых особей и детенышей диких животных с целью их приручения сохраняла свое значение в РИЕ эпоху. Значительное число раннеинневропейских корнеслов, связанных с охотничьей лексикой, позволило Андрееву сделать вывод о сохраняющемся значении охоты в добывании средств жизнеобеспечения. Все реалии охоты, отразившиеся в бореальном языке, перешли вместе с корнями в РИЕ язык. Они говорят о введении ранними индоевропейцами групповой загонной охоты с собаками (П-8), о расставляемых западнях - ямах с колом на дне, о засадах, о длительной охоте, о преследовании раненых зверей, об охоте с целью отлова особей для приручения с помощью импретинга и насильственного приручения голодом (П-9), об охоте с целью добычи мяса.
П-10 Езда верхом практиковалась ранними индоевропейцами; какие объезжались животные, не ясно, но цели - очевидные: приручение.
Эти выводы сделаны на основании протосем РИЕ корней II-5, II-22, III-7, VI-1, VI-3, VI-12, VII-11, IX-3, IX-4. Некоторые протосемы свидетельствуют в равной мере как об охоте, так и о пастушечьем хозяйстве (IX-9, X-5: срок, сезонный, долго; вернувшиеся к концу лета, обитать).
П-11 Мотыжное и подсечно-огневое земледелие - тип земледелия у ранних индоевропейцев. П-12 Земледелие, возможно, было поливным, использовались паводковые воды для полива полей, отводились с помощью примитивных дамб. Обработка продуктов земледелия производилась измельчением зерен, что предполагает существование приспособлений для крошения, перетирания, молотьбы (П-12). Думается, что основное внимание уделялось зерновым, так как ранним индоевропейцам были известны грызуны, мыши как расхитители урожая. Есть и другие косвенные свидетельства практики земледелия в виде фиксации обстоятельств, "мешающих выращиванию овощей, плодов, злаков, как засуха, засыхать, черви в плодах и овощах" (там же, с. 272).
Эти выводы основываются на РИЕ протосемах: II-27-очищать, веяный, расчистка; III-29 - земля, перекапывать, пахотный; X-11 - сеять, посадки, семенной пересев; II-49 -росток травы или злака; II-52 - пальник; выжигать предпосевный; VII-7 - измельчение, раскрошив, дробящий, молоть; II-39 - орошать. Развитие земледелия дало толчок созданию другой большой группы "корнесложений" типа "засеянная", "земля" -"пашня", "нива" (там же, с. 279).
Таким образом, производящее хозяйство у ранних индоевропейцев состояло из ранних форм земледелия и скотоводства, экономически уравновешенных при значительной роли охоты, собирательства, рыболовства. Рассматривая во времени производящее хозяйство ранних индоевропейцев, Н. Д. Андреев указывает, что в эпоху формирования РИЕ языка "РИЕ корнеслов не содержит ни одной лексемы, обозначающей сельскохозяйственные орудия или культурные растения", и делает вывод, что "эта эпоха еще не знала земледелия" (там же, с. 39). В отношении скотоводства он замечает, что в эпоху формирования РИЕ был только один корень бесспорно скотоводческий, но и он свидетельствует только "о простейшей форме сопровождения прирученных животных" (там же). С развитием РИЕ языка происходит "переосмысление и семантические переходы во многих из древних протосем в сторону земледелия и скотоводства" (там же), однако исследователь не
37.

останавливается, в какой степени происходят эти замены и переосмысления в РИЕ лексике. По нашим подсчетам, число корней, относящихся в РИЦ к охоте,- 12, т. е. меньше, чем число корней, связанных с производящим хозяйством-19, поэтому для РИЕ эпохи обоснованно говорить о преобладании скотоводства и земледелия над охотой и о более прочном переходе к производящему хозяйству.
П-13 Оседлость - характеристика, связанная с производящим хозяйством, воссоздается на основе протосемы в РИЕ "жить оседло", а также протосем "постоянное место обитания", "обитать"; поселок, место поселения обносилось оградой, плетнем (РИЕ протосема IX-7) (там же, с. 271).
П-14 Трудовые действия, операции у ранних индоевропейцев были разнообразны; обозначения их развиваются на основе бореальных корней "рубить", "тесать", "резать", "колоть", "продалбливать", "стягивать, связывать". Новые семы РИЕ периода имеют собирательное значение "действовать любым орудием", "упорно работать, старательно трудиться". Появляются -новью операции, например, "сверлить", "лепить", "изготовлять из лозы" (т. е. плести - В. С.).
П-15 Дифференциация и специализация орудий труда обуславливалась трудовыми действиями, характером той или иной операции. Известны разные типы каменных и кремневых орудий, ножи, шилья, скребки, топоры, тесла и др.
П-16 Обмен и региональная торговля, способствовавшие распространению избыточных изделий, а не только сырья, подтверждается протосемой IX-8 "работать, трудиться для обмена, выгодно, ремесленный". П-17 Ряд технических достижений был создан в среде ранних индоевропейцев; это касается прежде всего транспорта, о чем свидетельствуют протосемы II-41 "каток, вертеться, круглый, колесо", II-11 - "тянуть", II-14 "тащить волоком", VI-10 "волокуша, переезжать, катковый, повозка". Конечно, не следует думать, что повозка и колесо были изобретены уже в столь раннее время, но каток как приспособление для перемещения тяжестей уже определенно существовал. Отсюда вполне вероятно, что применялся и скот для передвижения тяжестей; не ясно, правда, в каком виде.
Хронологическая позиция РИЕ языка связана с интерпретацией протосемы III-25 "ком, лепить", которая может означать либо выделку керамики, или глиняной пластики, а следовательно, дату, по крайней мере, поздней фазы РИЕ общества можно относить к рубежу мезолита - неолита.
П-18 Сосуды для приготовления пищи, хранения жидких продуктов все же были у ранних индоевропейцев, о чем говорит протосема III-38 "варить, кипящий, горшок". Другое дело, какие сосуды - каменные или глиняные. Учет степени родства, различение родов, противопоставление "наш - чужой" связанны с экзогамными браками и "заботой о воспроизводстве следующего поколения", что отражено в следующих РИЕ корнях: VIII-21 "чужого рода, племени, избегаемый, чуженин", X-10 "нашего рода, племени, с детьми, своя, особиться"; VII-14 "вам, вашему роду, полагается, выделено семье".
Усложнение социальных отношений, связей, вызванных новыми формами хозяйства и другими историческими обстоятельствами, вызвало появление новых сем, таких как "свойственник" (там же, с. 279). П-19 Первые-предпосылки для перехода к патрилокальному обществу уже начали складываться в раннеиндоевропейском обществе. Признаки возрастания роли мужчины в условиях складывающегося ското-
38.

водства и начала доминирования производящих форм экономики над собирательством проявляются в новых РИЕ корнесложениях со значением "сын", тогда как в предшествующий период при большом числе самостоятельных корней для обозначения "тонкой функциональной дифференциации" женщин (5 протосем - там же, с. 274) существовала только одна словоформа VIII-1 для обозначения "мужчина, впереди идущий" (там же, с. 274). П-20 Роль женщины в раннеиндоевропейском обществе оставалась вместе с тем непоколебленной. Особое внимание обращалось на "процесс генерации потомства", что выражалось в ряде корневых слов, перешедших в РИЕ язык из бореального праязыка. Это. "беременная, рожать", "оплодотворение, зачатие", "ребенок, родить ребенка", "благополучно выносить ребенка вплоть до родового ложа", а также в появлении новых сугубо РИЕ сем в значении "родильные воды", "познавшая, родившая, род", "порождать", "родовой" (там же, с. 274). П-21 Зооморфная семантика ряда терминов, связанных со сферой рождения, может указывать на возросшее значение скотоводства, его вес в обеспечении жизненными средствами (замечание о двойственной семантике терминов см. Андреев, 1986, с. 274).
П-22 Выделение парной семьи - результат дальнейшего развития РИЕ общества. Этот факт удостоверяется соответствующими протосемами "вы вдвоем, парная семья", "стараться ради семьи" (там же, с. 275, с. 281). П-23 Управление социальным коллективом осуществлялось вождями, о чем свидетельствуют корнесловы VI-7 в значении "направлять, управление, в цель, счетом", III-15 со значением "предводитель". Сочетание значений "сук" и "дубина" и "управлять" в одной протосеме говорит об определенных символах власти - посохе - которыми отмечается вождь.
П-24 Существование "оборонительной организации" (выражение Андреева, 1986, с. 274) подтверждается у ранних индоевропейцев РИЕ корнями "внимание к незнакомому", "сидеть в сторожевой засаде", "будить в момент опасности", "сторож" (там же, с. 275). Это также предполагает существование военного предводителя. П-25 Регламентация различных сторон жизни общества осуществлялась в процессе исполнения различных обрядов, в том числе и погребальных. Разветвленная лексика, связанная с актом рождения, вынашивания плода, детородными членами, позволяет предполагать и наличие племенных культов - культа плодородия (П-26). Погребальный обряд, в процессе которого с умершим помещали сопроводительный инвентарь, пищу, реконструируется на основании протосемы "класть, положенное, уставно",- одна из древнейших форм религии. П-27 "Передача и сохранение информации", по Андрееву, в РИЕ языке переосуществлялась той же группой корней, что и в бореальном праязыке. Ограниченность источника сдерживает научное воображение, однако протосемы II-17 "язык, объяснять, лакающий", II-22 "зарубка, надсечь, меченый" предполагают осознание ранними индоевропейцами в качестве средств сохранения и передачи информации языка и знаков. В целом, раннеиндоевропейское общество представляется обществом, бесповоротно вступившим на путь развития производящей экономики, со всеми вытекающими отсюда историческими условиями для совершенствования социальной структуры - выделения семьи, выделения групп населения с различной функцией в обществе, накопления, сохранения и передачи информации о взаимодействии людей между собой и с окружающим миром.
39.

Подобный портрет раннеиндоевропейского общества может быть соотнесен с археологической культурой, которая находится в экологической нише обитания ранних индоевропейцев, очерченной по данным лексики на юге Центральной Анатолии, и в хронологическом промежутке, которым датируется конец мезолита, определяющий на археологической шкале раннеиндоевропейскую эпоху. Наконец, в культуре - археологическом эквиваленте РИЕ культуры -должны существовать обе формы производящей экономики - земледелие и скотоводство.
В поисках мезолитической культуры-эквивалента РИЕ культуры надо учитывать, что вопреки локализации Н. Д. Андреева РИЕ прародины в Центральной Европе, наиболее подходящими в отношении экологии РИЕ прародины являются области Греции и Анатолии, поскольку Центральная Европа, включая Карпатский бассейн, была занята ледником. Есть обстоятельство, вообще исключающее Грецию и Европу из зоны локализации РИЕ прародины: в Европе в эпоху мезолита не было вообще производящей экономики (в Лепинском Вире были заготовки рыбы, земледелия не было, как не было и одомашненных животных, кроме собаки). Глубокое родство бореального с тюркскими ч уральскими языками, по мысли Н. Д. Андреева, позволяет локализовать бореальную общность от Рейна до Алтая. Из этого также следует, что из всех областей, куда могли отойти носители РИЕ Анатолия представляется единственно возможной: неширокие проливы не служили препятствием, так как ранние индоевропейцы знали средства переправы ("лодка" зафиксирована в языке ранних индоевропейцев).
В начале мезолита зона производящего хозяйства была крайне ограничена. "Археологические исследования последних лет позволяют выделить лишь несколько культурно-исторических областей, к важнейшим из которых относятся лишь горы Загроса, ЮгонВосточной Анатолии, Северная Сирия, а также Палестина" (Шнирельман, 1980, с. 56).
Указания на юго-восточную Анатолию не совсем верно; правильнее было бы выделить юг Центральной и Западной Анатолии (Хаджилар, Чатал Хююк).
Горы Загроса, Северная Сирия и Палестина не подходят по экологическим и культурно-хозяйственным реалиям, как было показано выше, в качестве ареала РИЕ прародины. Таким образом, западная и центральная часть Южной Анатолии остается единственной областью, где может находиться РИЕ прародина. Производящее хозяйство, по данным исследователей, возникло в Анатолии во второй половине VIII-VII тыс. до н. э. по С 14 (или второй. половине IX-VIII по калиброванным датам). Процесс его становления прослежен на поселении Чайону (с датой около VII тыс. до н. э.), где обнаружена "развитая архитектура, самородная медь, но керамика еще не известна". В нижних слоях поселения найдены кости одомашненной собаки, а в верхних - частично одомашненные козы и овцы, возможно, свиньи (комментарий Антоновой к Мелларту: Мел-ларт, 1982, с. 136; Шнирельман, 1980, с. 62-63). Памятники Асикли Хююк, Суберде, докерамический Хаджилар, Джан Хасан III объединяются исследователями в "единую докерамическую общность" Юго-Западной !И Центральной Анатолии, дальнейшее развитие которой происходит в культуре Чатал Хююка (Шнирельман, 1980, с. 65). Чатал Хююк - это поселение оседлых общин и древнейшее свидетельство проявления оседлости в Анатолии в VII-VI тыс. до н. э. по С 14 (дата памятника устанавливается по 14 радиокарбонным датам). Поскольку до X слоя в Чатал Хююке нет керамики, TQ он относится
40.

докерамическому неолиту. Таким образом, вопрос хронологического -отнесения возможных рамок РИЕ культуры и Чатал Хююка решается однозначно.
Сравнительный анализ культурно-хозяйственного типа РИЕ и Чатал Хююка проводился по всем признакам портрета РИЕ культуры, которые могут быть материализованы, то есть иметь соответствия в археологических памятниках. Эти признаки, перенумерованные арабскими цифрами, будут приведены в качестве отсылки к соответствующему признаку РИЕ портрета (П-1 ..., 27).
Чатал Хююк - это древнейший памятник с двумя формами производящей экономики и культом богини-матери, составившим, по выражению Мелларта, основу нашей цивилизации" (Мелларт, 1982, с. 79).
Чатал Хююк является "древнейшим свидетельством существования оседлых общин в Анатолии" (там же, с. 80). Оседлость - это характеристика, связанная с производящим хозяйством, и представлена в РИЕ культуре признаком 13.
Производящее хозяйство представлено в Чатал Хюкже "экстенсивным земледелием и скотоводством" (там же, с. 85) и соотносится с РИЕ культурно-хозяйственным типом по признаку № 1.
Большое значение охоты в обеспечении жизненными средствами наряду с новыми формами производящего хозяйства составляет характерную черту не только РИЕ ХКТ (признак 7), но и культуры Чатал Хююка (там же, с. 94).
Производящее хозяйство Чатал Хююка представляется продвинутым в той же мере, что и в РИЕ обществе: культивировались зерновые культуры, причем указывается, что "удивительно устойчив набор сельскохозяйственных культур (эммер, пшеница-однозернянка, голозерный ячмень, горох, вика); были одомашнены овцы и крупный рогатый енот, собака (там же, с. 85 и признаки 2, 11). По степени доместикации скотоводство Чатал Хююка может также быть поставлено в связь с фазой развития скотоводства у ранних индоевропейцев (признаки 4, 5 РИЕ ХКТ и Мелларт, с 94 и ел.). Процесс доместикации не был завершен. Домашнее стадо еще не приобрело постоянство видов и соответствующие пропорции между ними, и в Чатал Хююке и в РИЕ стаде есть частично доместицированные формы (Антонова указывает, что интерес к быку, выразившийся в культе быка и разнообразной символике в рисунках и в Чатал Хююке, и в Халафе, служит подтверждением процесса незавершенной доместикации быка - там же, с. 138). Культ быка в Чатал Хююке занимает едва ли не первое место сравнительно с культом богини-матери и плодородия: его проявления разнообразны (это и глиняные фигурки быка, и букрании, рисунки быка; на быке восседает мужское божество; голова быка или барана появляется из чрева рожающей богини - там же, с. 91, рис. 32, 36, 37|(рис. 1). Обработка земли проводилась мотыгами (признак 15 РИЕ ХКТ). Обработка продуктов земледелия производилась при помощи каменных ступ, зернотерок, пестов. Хранились продукты земледелия в каменных сосудах (Мюллер - Карпе, 1968, табл. 115; Мелларт, 1982, с. 86) (признаки 7 и 18).
Ирригационное земледелие, по предположению Мелларта (1982, с. 137, сн. 32) существовало в Чатал Хююке, причем в той же мере предположительно, как и в РИЕ культуре, т. е. оно было еще достаточно примитивным, чтобы о нем не говорить как об определяющем практику земледелия (признак 11).
41.

Охота на диких животных в Чатал Хююке играла большую роль, что подтверждается как костями диких животных (благородного оленя, дикого быка, дикого осла, кабана, леопарда, волка), так и охотничьими сюжетами стенных росписей Чатал Хююка (там же, с. 94), (признак 7 РИЕ ХКТ). Охота велась с собаками, что также изображено на фресках Чатал Хююка. Охота утрачивает свое значение, после III слоя Чатал Хююка, что обозначено вырождением охотничьих сюжетов в стенописи.
Специализация трудовой деятельности населения Чатал Хююка имеет более многообразные проявления, чем в РИЕ обществе, однако можно провести соответствия всем операциям, обозначенным РИЕ лексикой (признаки 14-15), судя по кремневым, каменным и обсидиановым орудиям Чатал Хююка (там же, с. 86; Мюллер - Карпе, 1968, с. 115). Известна в Чатал Хююке обработка кремня, камня, кости, самородной меди (не как металла, а как камня), дерева. Население Чатал Хююка знакомо было с красителями; желтой, красной, черной краской выполнены росписи на стенах святилищ Чатал Хююка; красной, синей или зеленой краской окрашивали область шеи и лба погребенных (Мелларт, 1982, с. 87).
Обработка дерева была настолько высоко профессиональна, судя по деревянной утвари Чатал Хююка, что можно предполагать и существование лодок-долбленок - средств водного транспорта (признак 17 РИЕ ХКТ). Господство кремневого, каменного, обсидианового орудия и отсутствие в Чатал Хююке до X слоя керамики является обоснованием отнесения Чатал Хююка к финалу мезолита-докерамическому неолиту, что подтверждается и ранними датами: 14 радиокарбонных дат определяют промежуток существования памятника, середина VII - середина VI тыс. до н. э. (там же, с. 83; отсутствие в РИЕ лексике корней, связанных с металлами и керамикой, позволило помещать РИЕ эпоху в конец мезолита - Андреев, 1986, с. 39).
Предположение, но не уверенность о существовании глиняной посуды уже в период РИЕ подтверждается переходом от докерамического состояния к керамическому неолиту на одном памятнике, непрерывно существующем 1000 лет, в Чатал Хююке.
Существование парной семьи может подтверждаться небольшим размером жилищ, причем прямоугольной формы, в Чатал Хююке и Хаджиларе (Мелларт, 1982, рис. 27, с. 81, 83 и замечание Флэнери о связи прямоугольных жилищ с переменами в социальной структуре - примечания Антоновой в кн. Мелларта, 1982 с. 130, сн. 8). Эта характеристика соотносится с признаком 22.
О новой социальной функции мужчины свидетельствует культ мужского божества, связанного с доместикацией быка. Мужское божество изображалось в головном уборе (короне ?) из шкуры леопарда, с металлическими локтевыми браслетами (Мюллер - Карпе, 1968, табл. 117: 13), сидящим на троне (Мелларт, 1982, рис. 33), сидящим верхом на быке (там же, рис. 32). Эта характеристика находится в полном соответствии с признаком 19 РИЕ культуры.
Культ богини-матери, который наряду с земледелием и скотоводством, составил основу нашей цивилизации, по мнению Мелларта (1982, с. 79), зафиксированный разветвленной РИЕ лексикой (см. признак 20 РИЕ), столь же многообразно подтверждается в культуре Чатал Хююка. Женское божество изображается в трех .ипостасях- молодой женщины, матери и старой женщины. Богиня связана в скульптурных группах с леопардом. Это ее символ. Иногда леопарды изображаются
42.

без антропоморфного сопровождения; иногда знаки леопарда (точки или кресты), нанесенные на тело богини, заменяют леопарда (Мюллер-Карпе, 1968, табл. 117 : 7). Культ плодородия в Чатал Хююке призван не только обеспечивать урожайность земли, растений, но и плодовитость животных, что обозначается на. статуэтках Чатал Хююка рождением головы быка или барана из чрева богини (Мюллер - Карпе, 1968, 1. II, табл. 117 : 2, 6). Соответствие этих образов раннеиндоевропейским подтверждается зооморфной наряду с антропоморфной семантикой одних и тех же корнеслов (признак 21 РИЕ ХКТ).
Защитную функцию в Чатал Хююке выполняла наружная стена, обводящая город. Она была сплошная, поскольку постройки примыкали друг к другу, и глухая, так как в домах не было окон, а двери устраивались в крыше. При подобной укрепленное™ "защитники, вооруженные луками, стрелами, пращами и копьями, вполне могли дать отпор бандам мародерствующих разбойников, которые осмелились бы напасть на городок" (Мелларт, 1982, с. 85). Эти факты могут быть соотнесены с "оборонительной" РИЕ лексикой (признак 24).
Искусство и религия в Чатал Хююке тесно связаны, а в комплексе дают представление о сложившейся религиозной системе, освящающей два великих открытия, земледелие и скотоводство, подготовивших появление древнейших цивилизаций. Как любая религия, культуры Чатал Хююка отражают формы общественной жизни, поэтому не утратившая значения с утверждением форм производящей экономики охота находит отражение в охотничьей магии (охотничьи сюжеты на фресках святилищ Чатал Хююка); надежды на хорошие урожаи и плодовитость животных преломляются в земледельческих и скотоводческих культах, причем последние объединяются в общем культе плодородия. Можно предполагать, что существовал и культ вождей -предков, соединенный с тотемизмом. Живопись Чатал Хююка воссоздает животных, на которых охотились (олень, кабан, бык), способы охоты (лук и стрелы, пращи, загонная охота), способы приручения (олень и бык объезжаются человеком).
"Верхом на быке", "верхом на олене" - эта позиция повторяется неоднократно в стенописи и в пластике и соответствует протосеме "верхом" в РИЕ лексике (Андреев, 1986, с. 65, II-10). Трудно сказать, какова степень организации религии Чатал Хююка. Некоторые исследователи делают предположение о существовании служителей культа - жриц погребального культа (Мелларт; Иванов, 1983, с. 64, 65). Во всяком случае Мелларт говорит о раскопанном квартале Чатал Хююка как о "жреческом", состоящем из комплекса построек с интерьером, соответствующем месту отправления культов (росписи стен, столбы и скамьи с черепами быков, рельефы и вырезанные фигуры с охранительной функцией и т. д.).
Одной из форм религиозной системы был погребальный обряд в Чатал Хююке. Источником наших знаний о нем являются как погребения под стенами и полом святилищ, так и настенные росписи с изображением огромных хищных птиц, растаскивающих плоть умерших (Мюллер -Карпе, 1968, т. II, табл. 120). В Чатал Хюкке зафиксирована прогрессивная практика обряда погребения, которая прямо предшествует экстрамуральным могильникам, поскольку под домами погребали только кости, завернутые в ткани или циновки, а процесс эк-скарнации протекал вне границ поселения. Вместе с захороненными помещался сопроводительный инвентарь; погребальные дары дифференцируются по половозрастному признаку: с женскими и детскими погребениями находили мотыги, костяные шпатулы, украшения; с муж-
43.

скими -оружие (Мелларт, 1982, с. 96). Определенные участки погребения окрашивались охрой. Черепа погребались как с основными костями, так и отдельно. Этот обряд засвидетельствован в сюжетах росписи "птицы окружили обезглавленные скорченные тела".
В раннеиндоевропейской культуре, вероятно, также существовал обычай сопровождать умерших дарами (признак 26), хотя сам обряд сохранился фрагментарно. В научной литературе представлена интересная интерпретация архаических образов индоевропейских мифов и сказок, выступающих в виде женщин с головой птицы, функционально связанных с потусторонним миром (Мелларт; Иванов, 1983, с. 64, 65). Если эта интерпретация имеет силу, то это косвенно подтверждает связь погребального обряда Чатал Хююка с раннеиндоевропейским.
Знаковая система (соответствующая признаку 27 РИЕ культуры) способствовала сохранению и передачи определенной информации в Чатал Хююке и была представлена последовательностью (а не единичными знаками) геометрических знаков, условных и не поддающихся толкованию (Иванов, 1983, с. 61) Иванов вслед за Шман - Бессара считает, что знаки Чатал Хююка - "пока не разгаданная еще система письма" (Иванов, 1983, с. 62, 65).
Так называемые печати "пинтадеры", с одной стороны, представляют, возможно, знаки собственности в условиях существовавшего обмена, региональной торговли, а с другой - на своей поверхности имеют рисунок, приближающийся к знакам письменности, о чем пишет Иванов со ссылкой на Гимбутас, Розенкранца (Иванов, 1983, с. 72; Мюллер - Карпе, 1968, т. II, табл. 116: 18-34).
Обмен, который существовал в Чатал Хююке, способствовал консолидации населения, нивелировке культурных отличий, позволял получить необходимые материалы и, в свою очередь, распространить свои достижения за пределами своей эйкумены. Таким образом быстро распространились достижения протоцивилизации Чатал Хююка в Восточном Средиземноморье, в северные и восточные пределы. Расстояния, нa которые велся обмен, зафиксированы находками морских раковин в памятнике Чатал Хююк, удаленном от моря. Мелларт говорит, что население Чатал Хююка обладало монополией на обсидиановые изделия и обсидиан. Таким образом, Чатал Хююк является единственной культурой, которая по всем признакам может быть сопоставлена и имеет параллели с раннеиндоевропейской культурой. Другого такого памятника в хронологических рамках и экологической нише РИЕ культуры нет. Это является залогом раннеиндоевропейской атрибуции Чатал Хююка. С другой стороны, всеми исследователями подчеркивалось влияние Чатал Хююка на древнебалканские цивилизации и в отношении возникновения там письменности, и в отношении культов богини-матери (Гимбутас, 1973; Иванов 1983). Древнебалканские культуры исследователями рассматриваются недифференцированно, и сходство слабо иллюстрируется. Ниже мы впервые показываем, что корни культуры Винча, которую мы считаем древнейшей праиндоевропейской культурой в Европе, находятся в Чатал Хююке, поэтому индоевропейская атрибуция Винчи служит косвенным подтверждением раннеиндоевропейской атрибуции Чатал Хююка.
Происхождение Чатал Хююка помогает пролить свет на механизм формирования РИЕ прародины. Через памятники анатолийской докерамической общности Чатал Хююк связывается его первооткрывателем с более древними памятниками Анатолии, находящимися в провинции Антальи. Это пещеры типа Белдиби, Белбаши и другие; культура этих.
44.

памятников характеризуется прекрасной росписью с изображением реалистической манере животных, а также геометрическими орнаментами, прекрасной микролитической техникой, и типологически восходит к мадленским памятникам Западной и Центральной Европы, существовавшим там на протяжении 9 тыс. лет. Памятники финального мадлена исчезают в Европе с наступлением последнего оледенения (Поздний дриас - Монгайт, 1973, с. 160). Связь анатолийских памятников типа Белдиби с европейскими верхнепалеолитическими памятниками может объясняться только появлением в Анатолии групп европейского населения, вызванным наступлением ледника на территории Центральной Европы. Этот переход, по мнению Мелларта, осуществляли те, "кто совершил неолитическую революцию на Ближнем Востоке", принадлежащие к верхнепалеолитической группе, поскольку антропологический тип погребенных в протонеолитических могильниках принадлежит к евроафриканской расе, представляющей потомков верхнепалеолитического человека (Мелларт, 1982, с. 81). В Южной Анатолии имеются свидетельства "непрерывного, развития от палеолита к неолиту" (там же).
Нетрудно видеть, что эта археологическая ситуация единственным образом соответствует процессу разделения так называемого бореального языка, когда носители РИЕ языка отделились от уральской и алтайской ветвей бореального языка. Хронологически события, реконструированные по данным лингвистики и археологии, совпадают. Значительность события - оледенение - соответствует значимости тех обстоятельств, которые могли вызвать разделение праязыка на три языковых семьи. Во время оледенения будущие носители РИЕ языка отошли от населения более восточных областей и откочевали либо в районы Южных Балкан, либо южнее - в Малую Азию. Однако мезолита в Южной Греции, как и в остальной части Европы не обнаружено, поэтому естественно принять предположение о притоке европейского населения в Анатолию. Совпадение экологических реалий РИЕ прародины с ландшафтно-климатическими характеристиками Южной Анатолии (на фоне отсутствия этого совпадения на других территориях) и адекватность всех 27 признаков культурно-хозяйственного типа РИЕ общества, восстанавливаемого по данным РИЕ лексики, с многими ведущими характеристиками культуры Чатал Хююка делает очень правдоподобной раннеиндоевропейскую атрибуцию, локализацию РИЕ прародины в Южной Анатолии и концепцию трех индоевропейских прародин в целом (РИЕП, СИЕП и ПИЕП).
Отсутствие преемственности культурной традиции Чатал Хююка в культурах неоэнеолита в регионах Древнего Востока, не считая отдельных реминисценций, указывающих только на направление заимствований, идущих из Чатал Хююка в культуры Месопотамии, позволяет думать о ее миграции в западном и северо-западном направлении, из районов Анатолии, что находит удовлетворительное объяснение в климатических изменениях голоцена.
Совпадение ряда черт культуры Чатал Хююка и культуры Винча, как показано в главе 6, настолько разительно, что учитывая уникальность сравниваемых признаков из области духовной культуры, исключающих конвергентность, можно говорить о генетической связи Чатал Хююка с Винчей. Недостающее хронологическое звено может быть заполнено памятниками Западной Анатолии, мало изученными, но уже включающими комплексы, параллелизируемые с Винчей, которая, как будет показано ниже, является финалом существования среднеиндоевропейской общности.
45.

ГЛАВА 3

ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ НИША ПОЗДНЕИНДОЕВРОПЕЙСКОЙ ПРАРОДИНЫ

Горный ландшафт позднеиндоевропейской прародины подчеркивался рядом авторов, а после представленных Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Ивановым доказательств не вызывает сомнений. Составленный им список общеиндоевропейских слов убеждает, что индоевропейцы были жителями горных или предгорных областей: "вершина горы", "гора, скала, камень", "гора, возвышенность", "высокий" (о горе), "дуб, скала", "горный дуб", "горный северный ветер" (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 665 - 669).
Характер растительности (широколиственные и смешанные леса) и отсутствие названий, соответствующих высокогорной фауне (кроме барса, обитающего и в среднегорье, и даже в предгорьях), некоторые породы деревьев (например, осина) и животные (например, бобер) создают уверенность, что индоевропейцы или часть из них жили и ниже среднегорья.
Наконец, и общеиндоевропейское слово "болото" может свидетельствовать о том, что часть индоевропейского населения жила в низине, скорее всего у предгорий (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 665 - 669). Таким образом, прародина индоевропейцев должна, вероятно, занимать среднегорье, предгорье и примыкающие к ним низинные территории. Эти данные сразу исключают из возможного варианта прародины индоевропейцев понто-каспийские степи, за исключением областей, соседних с уральскими, северокавказскими и прикарпатскими предгорьями.
Климат позднеиндоевропейской прародины характеризуется как названиями зимнего пейзажа ("зима", "снег", "холод, лед"), так и лета ("жара, тепло"). После установления высотного уровня локализуемой прародины такие названия свидетельствуют скорее об умеренных широтах и делают маловероятной локализацию прародины на Ближнем и Среднем Востоке. Этот тезис подкрепляется и уже высказанными аргументами о трех временах года, как будто никем не поколебленными. В то же время исследования народных обрядов и ритуалов, Манном убеждают в том, что на прародине индоевропейцев весна была достаточно продолжительной. При этом следует учитывать, что время позднеиндоевропейской эпохи определяется, как указывалось выше, V - IV тыс. до н. э. и относится уже к периоду голоцена, его ранняя часть "характеризовалась потеплением, которое перешло около 8000 лет назад (около 6000 г. до н. э.) в интервал, известный как климатический максимум голоцена и продолжалось около 2500 лет (до середины IV тыс. до н. э.- В. С.). В период оптимума средняя температура была выше современной, отмечена также повышенная влажность ...В горах повысилась граница леса, а ледяной покров Северного океана сократился почти вдвое по сравнению с современным. По существующим оценкам в Европе было теплее на 2'С, чем сейчас" (Лосев, 1985, с. 98). Гриббин и Лэм (1980, с. 103) считают, что кульминационный пик послеледникового климатического оптимума "имела место 7000 и 5000 лет тому назад", т. е. в V - IV тыс. до н. э. В этот же хронологический период существовала и позднеиндоевропейская прародина. Более теплый и влажный климат в период существования позднеиндоевропейской прародины делают ее локализацию в районе Армянского нагорья еще менее вероятной, учитывая подвижку в этот период
46.

теплолюбивой флоры и фауны к северу, а локализацию в южной половине Европы, включая и ее центральную зону, все более реальной.
Флора ПИЕ прародины представлена названиями деревьев (осина, за, ветла, береза, сосна (пихта). луб, горный дуб, скальный дуб, тисс, граб, бук, ясень, грецкий орех) и растений (мох, вереск, роза, яблоня, - кизил, вишня, тутовое дерево, виноград) (Гамкрелидзе, Иванов, . 612 - 665). Осина - листопадное, двухдомное дерево, быстро растущее, живет -0 - 100 лет, распространено на севере Евразии как примесь в хвойных лесах, в степях образует осиновые колки, (БСЭ, т. 24, кн. 1, 1976, 557). Область распространения - Европейская часть СССР, Сибирь, дальний Восток (за исключением тундры), Казахстан, Крым, Кавказ, Западная Европа, Китай (Маньчжурия), Северная Корея, северная часть Монголии (Деревья и кустарники, т. П, с. 192). На Кавказе осина растет от предгорий до высокогорного пояса (Соколов, 1977, =. 85). Распространена она также в Прикарпатье и Закарпатье (СССР, Румыния, Словакия - Соколов, 1977, с. 84 - 85, карта 65; Попов, 1949, с. 36). Несмотря на распространение на огромных широтных пространствах, осина не встречается в основной зоне евразийских степей, осиновые колки зафиксированы лишь на северной периферии степных районов. Это позволяет исключить при поисках п. и. е. прародины, по крайней мере, южную половину степного простора Евразии, а также южную половину Западной Европы, включая и Балканы, Индию, Среднюю, Переднюю и Малую Азию (Соколов, 1977, с. 84, карта 65). Единичный известный нам экземпляр осины в Малой Азии был обнаружен В. Сапожниковым 12 июля 1916 г. у Эрзерума. Данные палеогеографии о распространении растительных зон в IV тыс. до н. э. подтверждают исключение указанных выше регионов из области распространения осины (Герасимова, 1982, с. 122, рис. 71).
Таким образом, еще не выдвигавшийся исследователями "аргумент осины" исключает из зоны поиска п. и.е. прародины все предполагавшиеся ранее азиатские территории, включая и Переднюю Азию с Армянским нагорьем, почти все евразийские степи, кроме их северных окраин, и южную половину Западной Европы, включая Балканы, южные склоны Альп, большую часть Франции, Аппенинский полуостров и Пиренеи (рис. 31).
Ива, ветла - "род растений сем. ивовых", представлены деревьями и кустарниками, которых около 300 видов. Крупные деревья и кустарники растут, "главным образом, в западных областях Европейской части СССР". Кустарниковые виды распространены в восточных областях Европейской части СССР и Сибири. Все 300 видов ивы растут "преимущественно в умеренном поясе Евразии" (БСЭ, т. 10, 1972, с. 3). На Северном Кавказе, в Крыму, в средней и южной части Восточной Европы распространена белая разновидность ивы (Соколов, 1977, с. 50). Можно считать установленным, что ива тяготеет к умеренному поясу. Однако ива иглолистая растет в Малой Азии, Иране, Пакистане, Афганистане, Северной Индии (Соколов, 1977, с. 49, карта 24). Береза - "род листопадных однодомных деревьев и кустарников, сем. березовых, живет до 150 лет, хорошо переносит сухость воздуха" ... "Встречается в Западной Европе до 65' северной широты; в СССР- почти по всей степной и лесостепной зоне Европейской части, в Западной Сибири, Забайкалье, Саянах, на Алтае и на Кавказе. Растет в смеси с хвойными породами или образует обширные березовые леса" (БСЭ, т. 3, 1970, с. 220). В лесостепи Заволжья и Западной Сибири имеются .березовые колки. Данные палеогеографии указывают, что в
47.

IV тыс. до н. э. береза была распространена по Северному Причерноморью от низовий Буга до устья Днепра (Герасимова, 1982, с. 121- 123, рис. 71). Кроме указанных районов, береза растет на склонах Гиндукуша, в Индии, в Кумгане и Кашмире (береза Маклеона - Деревья и кустарники, т. II, с. 298), в северной части Малой Азии (БСЭ, т. 3, с. 220), Дальнем Востоке, МНР, Китае, Северной Корее, Японии, в низовьях Днепра и Буга (береза пушистая), в Западной и Центральной Европе, на Карпатах (Соколов, 1977, с. 89 - 100, карты 69- 72). Береза также известна в Средней Азии (Алтайский хребет, Памиро-Алтай), на Тянь-Шане и в Америке. Береза исключает из зоны поисков праиндоевропейской прародины восточную часть (к востоку от Дона) понто-каспийских степей, что согласуется с данными палеогеографии и палеоботаники (Герасимова, Величко, 1982, с. 122, рис. 71). Не могли праиндоевропейцы познакомиться с березой и на большей части Среднего и Ближнего Востока, где она растет лишь на севере Малой Азии в узкой полосе предгорий, параллельных южному берегу Черного моря и в зоне 7-го растительного пояса Большого Арарата - единственного и труднодоступного места на территории Армянского нагорья. Южная граница березы в Европе сейчас проходит по широте Северных Балкан и вряд ли проходила в эпоху климатического оптимума южнее современной. Северная граница березы достигала в этот период южной части Скандинавии.
Сосна - "род хвойных вечнозеленых деревьев", живет около 350 лет; известно около 100 видов сосны; все "растут в зеленой зоне Евразии и Северной Америки, реже в горах, тропиках северного полушария" (БСЭ, т. 24, кн. 1, 1976). Сосна растет также на большей части территории Малой Азии (Джордано, 1960, с. 355). Сосна исключает из зоны поиска ПИЕ прародины степные просторы Евразии (Соколов, 1977, с. 25 - 33, карты 8 - 10), что согласуется и с данными палеоботаники (Герасимова, 1982, с. 121 123, рис. 71, карта 9; рис. 43). Пихта - "род хвойных вечнозеленых деревьев, сем. сосновых", растет в горах и на равнине в лесной зоне; известна в Западной Европе, Карпатах и даже Греции (Джордано, 1960, с. 252). "На Кавказе произрастает реликтовый вид 'пихта кавказская'. Пихта, так же как и сосна, исключает при поисках позднеиндоевропейской прародины степи Евразии. Нет пихты в равнинных и предгорных районах Ближнего и Среднего Востока" (Соколов, 197?, с. 6 - 11, карты 1 - 2; Герасимова, Величко, 1982, с. 122, рис. 71, карта 9; рис. 43).
Дуб - "род листопадных, вечнозеленых деревьев"; светлолюбив, зимостоек. Распространен по всей Западной Европе, кроме Средней и Восточной Скандинавии. Однако данные палеографии делают возможным расширить ареал дуба на всю Скандинавию (Герасимова, Величко, 1982, с. 121 - 123, карта 9). Дуба не было и нет почти на всей территории Испании за исключением узкой полосы ее северо-восточной части. Дуб растет на склонах Гиндукуша, в Малой Азии в Иране и на севере восточно-средиземноморского побережья (БСЭ, т. 8, с. 516 517; Соколов, 1977, с. 116 - 125, карты 85 - 86). Таким образом, из зоны поиска ПИЕ прародины "аргумент дуба" исключает значительную часть Среднего и Ближнего Востока, кроме Гиндукуша, Ирана, Малой Азии и северо-восточного побережья Средиземного моря, восточную часть евразийских степей до Волги из зоны поисков прародины все же исключить нельзя, поскольку дуб растет и сейчас по берегам Донца, дубовые реликтовые рощи известны на островах Дона (например, остров Поречный в 120 км от устья), об этом
48.

же свидетельствуют и данные палеоботаники и палеогеографии (Герасимова, Величко, 1982, с. 121 - 123, карта 9).
Скальный (горный) дуб имеет по сравнению с обычным дубом более узкую область распространения: "СССР - Литва, Западная Украина, на восток - до верховьев Буга, среднего течения Днепра и Прута, северный Крым, Северный Кавказ, Западная Европа - от южной Норвегии и Швеции, до северной части Балканского полуострова, Северной Италии, Южной Италии и Скандинавии (Берг, с. 241 - 244, 265), кроме ее южных территорий.
Скальный дуб растет в некоторых районах Малой Азии (Джордано, 352 - 355), на склонах Гиндукуша (БСЭ, т. 8, с. 516 - 517, см. карту). Граб - "род листопадных деревьев, редко кустарников, сем. лещиновых". Растет на солнечных сухих и скалистых склонах, каменистых почвах, подстилаемых горными породами (Соколов, 1977, с. 109). Ареал распространения - Юго-Запад СССР, Крым, Кавказ, Западная Европа, Балканский полуостров, захватывает узкую полоску Малой Азии узкую полосу вдоль южного берега Каспия, а также малоинтересные для поисков и. е. прародины Приморский край, Японию и Корею Соколов, 1977, с. 107 - 110, карты 80: А, Б; 81: А, Б).
Таким образом, граб исключает из зоны поиска ПИЕ прародины основную часть азиатского материка, кроме его дальневосточной части, южных побережий Черного и Каспийского морей. В Восточной Европе, кроме Кавказа, Крыма, Карпат и указанных выше районов Западной Белоруссии, Литвы, Латвии, Молдавии и правобережья лесостепной Украины, где граб в настоящее время не растет. Однако данные палеогеографии и палеоботаники показывают, что граб занимал значительную часть территории Восточной Европы, охватывая все побережье Балтийского моря и далее на восток до верховий реки Вычегды и от Нижнего Подунавья до Нижнего Поднепровья (Герасимова, 1982, карта 9). Из европейских территорий зоны поиска позднеиндоевропейской прародины граб исключает понто-каспийские степи восточнее Днепра (рис. 32).
Ясень - дерево или кустарник, сем. маслиновых. Известно 60 видов ясеня. Ясень растет в Южной и Средней Европе (Балканский полуостров, Болгария, Румыния, Турецкая Фракия), в Закарпатье, Молдавии и Поднестровье, в центральной и южных частях Восточной Европы до Волги, а также на Кавказе, Иране, в Средней Азии (ясень согдианский), в Сирии, Ираке, Иране, Турции (ясень сирийский), в Афганистане, Пакистане, Дальнем Востоке, Китае, Корее и Японии (Деревья и кустарники, т. IV, с. 411 - 428; Соколов, 1986, с. 121 - 124, карты 69 - 71).
"Аргумент ясеня" исключает из зоны поиска п.и.е. прародины степи Евразии, Сибирь, территории Восточной Европы восточнее Волги (рис. 33). Бук - род однодомных сем. буковых. Буковые деревья представлены 10 видами и широко распространены в нетропических областях Северного полушария", в таких областях, не имеющих отношения к индоевропейской прародине, как Япония, Китай, Корея (Деревья и кустарники, т. II, с. 404). Бук растет на севере Малой Азии и Ирана узкой полосой вдоль южных побережий Черного и Каспийского моря (Ботаническая география, с. 63). В Западной Европе он зафиксирован в Швеции, на Балканах, где занимает 40% лесного массива, во Франции, Дании и Швейцарии - около 20 - 30%, в Германии около 10- 15%. В Восточной Европе буковые леса известны на Кавказе, в Крыму, Карпатах, на равнине юго-западных районов УССР и БССР, а также в Калининградской области (Деревья и кустарники, т. II, с. 400).
49.

Таким образом, "аргумент бука" исключает из зоны поисков позднеиндоевропейской прародины территорию почти всей Азии, кроме дальневосточных стран и узкой полосы предгорий, параллельных побережьям Черного и Каспийского морей на севере .Турции и Ирана (рис. 42).
Вереск, верес - род растений, сем. вересковых, "представлен всего одним видом, вечнозеленый и низкий кустарник" (БСЭ, т. 4, М., 1971, с. 529). Растет на торфяниках, в сосновых лесах, образуя заросли. Область распространения: Европейская часть СССР, от тундры на севере до южной границы хвойно-широколиственных лесов на юге на восток до 49 гр. вост. долг.; почти вся Западная Европа, кроме Италии; островные местонахождения в верховьях Камы, Восточной и Западной Сибири, в Малой Азии, в северо-западной Африке и на Азорских островах (Деревья и кустарники, т. V, с. 347). Верес растет также в верхнем лесном поясе Карпат (Попов, 1949, с. 37 - 38), а в высокогорном поясе Восточных и Южный Карпат "изобилуют редкостные растения как вечнозеленый вереск" (Попов, 1949, с. 40; см. рис. 41).
Роза - род растений, сем. розоцветных, кустарник. Имеется 400 дикорастущих видов шиповников, распространенных в Северном полушарии (БСЭ, т. 22, 1975, с. 179), в Европе, Малой Азии, Иране, Афганистане. Для поисков и локализации п.и. е. прародины это растение не имеет значения.
Грецкий орех - сем. ореховых, естественно, произрастает в Малой Азии на Балканском полуострове, Иране, Китае, и, как указывает Короткевич, редко встречается "в диком состоянии в Закавказье (БСЭ, т. 7, с. 315 - 316). Однако нам известен грецкий орех "в диком состоянии" и на Северном Кавказе, в горах у поселения Гузерпиль (Орехов, Молодкин, Дугули, 1968, с. 81). В культуре грецкий орех растет в юго-западной части Европы и в южной части Карпат, а также в примыкающих к ним Молдове и Молдавии. Это дает возможность предполагать, что грецкий орех рос когда-то в Карпатском бассейне. По мнению, крупнейшего специалиста в этой области, Форде "родина грецкого ореха, вероятно, занимает обширную территорию от Карпат до Турции, Ирака, Ирана, Афганистана и Юга СССР и Северной Индии" (Форде, 1981, с. 596).
Таким образом, "аргумент грецкого ореха" исключает из зоны поисков значительную часть Азиатского материка, кроме территории Турции, Ирака, Ирана, Афганистана, Индии, а также Китая и почти всю Европу, кроме Балкан и южной части Карпатского бассейна (рис. 31).
Фауна позднеиндоевропейской прародины представлена общеиндоевропейскими названиями млекопитающих - медведь, волк, лиса (шакал), рысь, вепрь, олень, лось, антилопа, дикий бык (тур, зубр), заяц, белка, хорек, горностай, бобер, выдра, лев, слон (слоновая кость, верблюд), обезьяна, мышь, крот; пресмыкающихся - змея, черепаха; ракообразных - краб; земноводных - лягушка (жаба), рыбы (лосось); птиц - орел, журавль, ворон, дрозд, воробей, дятел, зяблик, гусь (лебедь, утка), тетерев (глухарь); насекомых - оса (шершень), гнида (вошь) (Мейе, 1938, с. 397 - 398; Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 492 - 543).
Гамкрелидзе, Иванов выделили южный компонент фауны, характерной для ареала индоевропейской прародины: леопард, лев, обезьяна, слон, краб. Наличие в словаре индоевропейских названий этих животных, по их мнению, "исключает Центральную Европу в качестве возможной первоначальной территории обитания и. е. племен" (Гамкрелидзе - Иванов, 1980, с. 9; 1984, с. 867).
Сразу отметим, что барс водился в Центральной Европе и Балка-
50.

нах в неолитическое время, т. е. в период климатического максимума; лев обитал на Балканах еще в историческое время, а земноводные крабы там известны и поныне (см. ниже). В то же время, если бы п. и.е. названия "слон" и "обезьяна" означали бы пребывание этих животных на индоевропейской прародине или близких территориях, то исключались бы не только Европа, но и большая часть Азии, в том числе и Армянское нагорье, где Гамкрелидзе, Иванов помещают индоевропейскую прародину.
Слон, слоновая кость, верблюд - скрываются под близкими названиями в различных и. е. языках и позволяют реконструировать общий л. е. архетип этого слова. Гамкрелидзе и Иванов (1984, с. 524) считают это слово "ближневосточным миграционным термином, обнаруживаемым, в частности, в семито-хамитских языках". К тому же семантическому кругу относится древний миграционный термин, обозначающий ::слоновую кость". В ходе своих странствий индоевропейцы столкнулись, по мнению Гамкрелидзе и Иванова (1984, с. 525), "с прежде неизвестным видом животного и перенесли название знакомого им крупного животного "слона" на "верблюда". С этим, вероятно, надо согласиться, но нельзя не отметить, что на предполагаемый авторами родине индоевропейцев - Армянском нагорье - как раз есть верблюды, но не слоны. Следует отметить, что отнесение самого наименования "слон - верблюд" к общеиндоевропейскому оспаривается рядом исследователей (Дьяконов, 1982), на отсутствие единого мнения по этому вопросу указывают и Гамкрелизде, Иванов (1984, с. 525). Последний несколько лет назад считал название "слон" заимствованием из разных языков (Иванов, 1975, с. 148 - 161). Недостоверность обитания слона в ареале позднеиндоевропейской прародины из-за перечисленных выше причин становится очевидной.
Третье значение этого реконструируемого общеиндоевропейского архетипа "верблюд", оставляя все высказанные выше сомнения, не служит даже аргументом для локализации ПИЕ прародины в Азии. Наиболее северной территорией, где в древности обитали слоны, была Сирия. "В письменных документах времени Тутмоса Ш (около 3500 лет тому назад) указывалось, что слоны в большом количестве водились в Сирии. В одну охоту было убито 120 слонов" (Пидопличко, 1951, с. 26). Таким образом, ареал обитания слонов доходил до Средиземного побережья Малой Азии, но у нас нет данных об обитании этих животных на более северных территориях. Можно только предполагать, что в условиях климатического максимума голоцена ареал обитания был более продвинут к северу и во всяком случае он был известен жителям средиземноморских районов Анатолии. В свете изложенной выше гипотезы о раннеиндоевропейской прародине предположение о передаче РИЕ или СИЕ (среднеевропейцами) своих познаний об этих животных в Европу не выглядит только догадкой (рис. 72). Но под этим же "восточным миграционным термином" скрывается и "слоновая кость", торговля которой зафиксирована в медно-бронзовую эпоху в Восточном Средиземноморье, включая и Южные Балканы. Под названием "слоновая кость" праиндоевропейцы могли подразумевать и ископаемые бивни мамонта. Вполне вероятно, что отдельные особи этих животных сохранились еще в послеледниковую эпоху вплоть до периода климатического максимума голоцена. Во всяком случае, наш крупнейший палеозоолог Пидопличко не исключал такой возможности, указав на ряд фактов сохранения в Европе фауны ледникового периода, обратил внимание, что в Герцинском лесу водились, судя
51.

по рассказам германцев Юлию Цезарю, звери, имеющие "рога тупые, а ноги без связок и сочленений" (Пидопличко, 1951, с. 36).
Верблюд - третье значение и. е. архетипа 'слон, слоновая кость, верблюд'. Это животное связано исключительно со степными, полупустынными районами Африки, Азии, в том числе Анатолии. Обнаружение в Среднем Подунавье на лендьелском сосуде "изображения верблюда, хотя он не представлен среди фауны лендьелских поселений" (Титов, 1980, с. 402), указывает на то, что в эпоху климатического максимума галоцена это животное было знакомо какой-то части населения этого региона, вероятно, благодаря непрекраюащейся связи с Анатолией и Восточным Средиземноморьем (Титов, 1980, с. 390; см. рис. 7: 1).
Обезьяна как "древнейший переднеазиатский миграционный термин, засвидетельствованный во многих ближневосточных языках, в частности, в семито-хамитских" (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 523) также могла попасть в общеиндоевропейский язык лишь в результате связей (скорее всего, торговых) носителей и. е. праязыка с юго-восточным Средиземноморьем, где бы ни локализовать прародину индоевропейцев в Армянском нагорье, на Балканах или в Подунавье. Ведь это экзотическое животное с незапамятных времен было непременным спутником купцов и мореплавателей (рис. 7: 3). Дьяконов, вслед за Гамкрелидзе - Ивановым, подтвердил заимствование и. е. названия обезьяны из семитских языков, но указал, что носители последних, вернее древнееврейского, сами заимствовали этот термин у древних египтян "после Ш тыс. до н. э. до середины II тыс. до н. э." (Дьяконов, 1980, с. 24), т. е. после распада позднеиндоевропейской общности.
Таким образом, лингвистические обоснования для отнесения слов "обезьяна" и "слон - слоновая кость - верблюд" к праиндоевропейскому языку не являются бесспорными. Но даже если принять их праиндоевропейскую атрибуцию, они не могут стать полновесными аргументами для локализации позднеиндоевропейской прародины в Азии. Изображение верблюда на лендьелском сосуде свидетельствует о знакомстве жителей Среднего Подунавья с этим экзотическим животным. Познания об обезьяне жители этого региона могли получить также в результате торговли с племенами Восточного Средиземноморья. О наличии торговых связей свидетельствует распространение раковины Spondylos, находки которой распространены на Балканах и в Подунавье, от Эгейского до Адриатического моря и объясняются Р. Родденом (1970) активными связями во второй половине Ч - первой половине IV тыс. до н. э. винчанских "коммерсантов". Об этом же свидетельствуют и винчанские керамические импорты, распространенные от альпийской зоны на западе и Карпат на севере, до Черного моряна востоке и Эгейского - на юге" (Николаева, Сафронов, 1986, с. 8). Остальные южные животные (барс, лев, краб), названия которых появились еще в период общеиндоевропейского состояния, не исключают Балканы в Европе и прилегающие к ним южные части Дунайско-Карпатского региона, если учитывать и данные палеозоологии.
Барс в настоящее время встречается в Малой Азии, Индии, Гималаях, Иране, в горных районах Восточного Средиземноморья (Гептпер, 1972, с. 173 - 174) и на Кавказе, "занимает в сущности всю страну, кроме степных пространств" (там же, с. 166). На остальных европейских территориях барса нет, однако "некоторые находки указывают на обитание этого вида в Европе до неолита включительно" (там же, с. 174). В Ольвии, в слоях V - II вв. до н. э. были найдены остатки барса, правда, возможно, привезенного (там же, с. 174). Нали-
52.

чие барса на европейских неолитических памятниках, включая, воз- можно, и балкано-карпатские области, делают излишним отрицание .а основании этого факта европейской территории для ПИЕ прародины (Пидопличко, 1951, с. 178, а также Гептнер, 1972, с. 174; см. рис. 6: 2).
Лев занимает открытые пустынные пространства Африки, Передней Азии, Юго-Восточной Европы и Северной Индии (Гептнер, 1972, :. 77). Лев был известен в восточной части Закавказья в историческое время и "исчез лишь в Х века. В фауне Закавказья он был не случайным явлением" (Гептнер, 1972, с. 78). "В историческое время львы водились на Балканском полуострове и заходили в его северные районы, включая Фракию и Македонию и, может быть, доходили до Дуная. Исчезновение их в Греции относится к концу 1 в. н. э." (Гептер, 1972, с. 78). Обнаружение костей льва на энеолитических стоянах Болгарии (Тодорова, 1980, с. 39) подтверждает это предположение (рис. 6: 1).
Краб также не указывает только на районы Средиземноморья, как подверждают Гамкрелидзе - Иванов. Подотряд короткохвостых раков или крабов насчитывает до 3500 видов, по преимуществу морских; в северных морях СССР живут два вида; в Черном море - 8 видов; все они колонисты Средиземноморья. В Каспийском море крабов нет (Зернов, 1936, с. 542). На Балканах и в Закавказье .известны пресноводные крабы (там же, с. 540).
Таким образом, нет данных на основании названий "экзотических" животных относить прародину в Малую или Переднюю Азию. Более того, нет даже оснований исключать из зоны поиска южные районы Карпатского бассейна. Зато ряд животных и птиц (бобер, тетерев) не позволят включать в зону поисков прародины индоевропейцев Балканы, поскольку южная граница их распространения - Карпаты, а остальной ареал лежит севернее (рис. 6: 3).
Бобер (самый крупный из современных грызунов: вес до 30 кг) занимал в жизни индоевропейцев значительно большее место, чем перечисленные южные животные. Так, у ранних иранцев "никто не смел убивать самцов бобра (Вендидад, фаргард 14 содержит категорическое утверждение об этом - Этнические проблемы... с. 143), убившего бобра ждало тяжелое наказание. Таким образом, бобр считался священным животным, способствовавшим сильной потенции и увеличению населения" (Этнические проблемы..., с. 143). Вероятно, древним хорошо были известны афродизические свойства "бобровой струи". Вполне возможно, что такое отношение к бобру было и во времена п.и. е. общности. Почитание бобра, знание повадок и особенностей этого животного могут связываться только с тем, что бобр был постоянным обитателем в зоне п. и.е. прародины, и общеиндоевропейское название бобра получено не в результате эпизодических знакомств с ним (языковые факты также не свидетельствуют о заимствовании этого названия от иноязычного населения в результате контактов с ними индоевропейцев) .
Ареал бобра в раннеисторическое время охватывал лесную зону северного полушария. Бобры достигали "наибольшей численности в зоне широколиственных лесов, проникая вместе с пойменными лесами далеко в зону полупустыни, степи и лесотундры" (Верещагин, 1959, с. 345). Местонахождения остатков "бобра расположены в пределах границ раннеисторического ареала, достигавшего Черного моря, Кавказского перешейка, среднего течения р. Урал, Эльбы и степного Иртыша" (там же, с. 345). В настоящее время бобры "сохранились во Франции (низовья Ро-
53.

ны), ФРГ и ГДР (бассейн Эльбы), в Норвегии, в северной и западной Монголии и северо-западном Китае" (там же, с. 346).
На юг бобры могли спускаться по поймам лесов больших рек, однако на стоянках неолита - ранней бронзы - костей бобра нам известно; в скифское время они обнаруживаются в памятниках степной зоны: Никольское (Днепропетровская область) и Ново-Георгиевка (Кировоградская область) поселения, а также Тырнавское городище в Саратовской области, городище Бисовское (Сумская область) (Цалкин, 1966, с. 63). Последние факты, а также присутствие в неолитических стоянках в пойме Дона (Ракушечный Яр) типичных лесных животных делают несомненными заходы бобров в степные районы. Название бобра есть даже в самых отдаленных и. е. языках: др.-сл. 'бобры', лит. 'bebrus', др.-в.-нем. 'bibar'. Название бобра присутствует в ведийском, митаннииском, авестийском (Мейе, 1938, с. 396; Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 530), т. е. на тех же территориях, где, по общему мнению, бобры никогда не водились. Указания ряда авторов, приведенные Верещагиным (1959, с. 79) о существовании бобров в Турции и Иране помогает рассеять недоумение, каким образом в "Авесте" сохранены мифологические и правовые представления о роли 'бобра' как священном животном богини Анахиты" (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 966). По нашему мнению, удивления эти сообщения вызывать не должны: ведь в средние века бобр обитал в Северной Грузии, о чем свидетельствует описание охоты грузинского царевича Вахушты и данные топонимики (Тхивинтави - 'бобровая гора', Сатахве - 'место обитания бобра' - Хорнаули, 1979, с. 28). Обнаружены кости бобра и в "слоях поздней бронзы на могильных полях Самтавро близ Мцхеты" (Верещагин, 1958, с. 293).
Вряд ли правомерно недоверие Верещагина к сведениям об обитании бобра в Турции и Иране на том основании, "что бобр питается древесиной тополя, осины, ивы, березы. Крайне сомнительно, чтобы ежевика, облепиха, мох, карагач - основные современные кустарники и деревья, растущие вдоль рек в Иране и Турции, были для него достаточным кормом" (там же, с. 296). К тому же ива (см. выше) есть в этих районах, как и тополь. "В Западной и Средней Европе остатки бобров встречаются весьма часто" (Пидопличко, 1951, с. 114), обнаружены они в период неолита в памятниках Подунавья. "Охотились на бобра" на нижней террасе Дуная" (Титов, 1980, с. 75). Бобр найден и в памятниках КВК в Польше (Хензель, 1980, с. 165) и в энеолитических памятниках Болгарии (Тодорова, 1980, с. 39). Таким образом, ареал бобра исключает из зоны поиски ПИЕ и области древнейшего обитания уже отпочковавшихся от и. е. массива индоиранцев, чтивших бобра, Среднюю Азию, а также Армянское нагорье и Передний Восток, а из европейских территорий Апеннины, Пиренеи, южную часть Балкан (рис. 5: 1).
Тетерев - оседлая птица, совершает незначительные перекочевки, более регулярные в горных районах. Биотоп этой птицы - лиственные и смешанные леса, светлые поляны и вырубки. Темной' тайги избегает". Тетерев распространен в Скандинавии, Великобритании, Центральной и Западной Европе (в основном остался здесь только в горных лесах Арденн, Альп, Рудных гор, Чешского леса, Шуманы, Судет, Карпат и гор южной части Балкан), а также в Нидерландах, Бельгии, Дании, севере ФРГ, кроме этого на севере Монголии, Северо-Восточном Китае и- Корее (Потапов, 1987, с. 237). В Восточной Европе и Сибири южная граница проходит по лесостепи (там же). На Кавказе есть значительно отличающийся от обычного меньшими размерами и
54.

"отсутствием белой перевязки на крыле". Кавказский тетерев - "заслуживает наибольшего внимания из всех эндемичных кавказских птиц" (География животных, с. 319) тем, что сохраняется, вероятно, еще с четвертичного периода. Ареал кавказского тетерева - альпийский пояс Водораздельного Кавказского хребта и Малого Кавказа, "найден в Иране на небольшом участке северного склона Карадага, ...В Турции населяет Понтийские горы от долины Пороха до 39'31' южнее Кысырдага (3196 м над уровнем моря). Кавказский тетерев живет на высоте не ниже 1500 - 3000 м и потому допускает рассматривать как зону поиска ПИЕ только альпийскую зону, непригодную для обитания таких животных как бобры и деревьев, как осины, липы, в частности. На основании "аргумента тетерева" маловероятно вести поиск ПИЕ прародины в Северном Иране и Северной Турции. Однако название "тетерев" может быть легко перенесено на два других вида из отряда тетеревиных: куропатку и глухаря. Эти виды, как и все тетеревиные, дают еще более северную границу распространения, поскольку их нет на Кавказе. Южная граница куропаткой проходит также по лесной и лесостепной зоне. 'Глухарь'' в некоторых древних и. е. диалектах имеет ту же основу, что и 'тетерев', поэтому можно предположить в праиндоевропейском значение или 'тетерев' или 'глухарь' (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 541). Ареал глухаря охватывает зону тайги до 120' вост. долг. Северная граница совпадает с границей сплошной тайги" (Потапов, 1987, с. 173), южная граница - северной границей лесостепи. Глухарь обитает в Карпатах, Польше, в восточных районах ГДР, "в лесах на ряде возвышенностей Западной Европы (Ардены, Рейнские и Сланцевые горы, Гард, Тюрингский лес, Рудные горы, Судеты, Шумава, Швабская Юра, Шварцвальд, Вогезы), в горных лесах Кантабрии, Пиренеев, Альп, Карпат, Родоп и Дина~рского нагорья" (там же, с. 174). Остатки глухаря обнаружены в энеолитических памятниках Болгарии (Тодорова, 1980, с. 39).
Таким образом, общее название 'тетерев, глухарь' в праиндоевропейской лексике исключает из зоны поиска прародины так же, как и бобр' территории Средней и частично Малой Азии. Передний Восток, Апеннинский, и Пиренейский полуострова указывают на бесперспективность ее поиска на Кавказе (рис. 51). Остальные животные имеют более широкий ареал распространения и являются предметом необходимых условий, но не достаточных для локализации ПИЕ по фауне.
Ареал ПИЕ по данным географии растений и животных может существовать только в Европе к востоку от западных предгорий Прикарпатья. Южной границей ареала ПИЕ является правобережье Дуная. Аргумент осины, тетерева и бобра свидетельствует в пользу того, что основная территория лежала к северу от Дуная, а аргумент льва указывает, что с этим животным индоевропейцы могли познакомиться v. несколько южнее, что служит поправкой к южной границе. Верещагин допускает, как указывалось выше, что лев доходил до Дуная (1959, с. 80). Во всяком случае, они водились во Фракии, почти граничившей с Южными Карпатами, и в Македонии, которую с Дунаем соединяет долина Южной Моравы, а расстояние легко преодолимо- 250 км (Верещагин, 1959, с. 80).
Северную границу ПИЕ помогают определить такие деревья, как граб не выносящий заболоченности почв и, следовательно, исключающий из возможных вариантов ПИЕ Северо-Германскую низменность, Поморское и Мазурское поозерье. Территории севернее Карпатского бассейна - исключаются по ряду признаков: аргумент тиса, граба, грецкого ореха, барса и др. Возможности произрастания грец-
55.

кого ореха исключают даже Прикарпатье и северные склоны Карпат, Судет и Рудных гор. В то же время осина зафиксирована на территории Польши, ГДР и нет указаний, чтобы в сколь-нибудь значительном количестве она была на территории Задунавья.
Коррекция признаков (осина, грецкий орех, барс, тетерев) указывает на то, что северная граница должна проходить по северным склонам Карпат, Судет, Рудных гор, Тюрингскому лесу.
Западная граница не могла заходить за пределы Рейна, поскольку территория южной половины Франции исключается рядом признаков (аргументы граба, осины, тетерева). По этим же признакам и ряду других (аргумент бобра) исключается Италия и южные склоны Альп. Следовательно, южная граница должна проходить по северным склонам Альп и Дунаю до Южных Карпат.
Ряд признаков не позволяет включать в зону поиска ПИЕ Нижне-дунайскую низменность (аргумент вереска). Горный ландшафт ПИЕ, вероятно, позволяет исключить значительную часть среднего Задунавья и Среднедунайской низменности. Об этом свидетельствуют те же аргументы, которые были причиной исключения Нижнедунайской низменности из зоны поиска.
Ландшафт очерченного ареала дополняют горные озера и самые большие в Западной Европе полноводные реки с и. е. и древнеевропейскими названиями (по Крае) - Рейн, Эльба, Одер, Висла на севере и Дунай с его левыми притоками - на юге.
Индоевропейская гидронимия этой разветвленной речной системы позволяет еще более уточнить зону ПИЕ и найти ей археологический эквивалент. Единственной культурой с границами, которые почти совпадают с индоевропейской гидронимией, является культура воронковидных кубков (КВК). Ареал распространения этой культуры меньше основного ареала и. е. гидронимик и охватывает лишь часть его. Есть две культуры, территория которых, захватывая основной ареал ПИЕ (оконтуренный по данным ландшафта, флоры и фауны), в то же время значительно шире его. Это культура шаровидных амфор (КША) и культура шнуровых керамик (КШК), но поскольку эти культуры связаны происхождением с КВК (см. ниже), а КВК - это культура IV- Ш тыс. до н. э. и связана происхождением с культурой Лендьел V/IV - IV тыс. до н. э., то блок этих культур охватывает 7/IV- IV/III тыс. до н. э. и находится в ареале и. е. гидронимик, очерченном также и данными экологии. Его целесообразно разобрать. в качестве возможного эквивалента п. и. е. культуре.
ГЛАВА4

ПОНЯТИЕ АРХЕОЛОГИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ. ЭТНИЧЕСКОЕ ЯДРО АРХЕОЛОГИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ

Археологическая культура, этнос, язык - эти фундаментальные понятия являются символами междисциплинарных контактов таких наук, как археология, этнография и лингвистика в решении этногенетических проблем, к числу которых относится и индоевропейская проблема. То, что эти понятия связаны между собой, было ясно еще в начале века, но в какой степени они соответствуют друг другу - этот вопрос не разрешен и поныне. Однако без определения степени соот-
56.

ветствия и характера связи между этими Понятиями невозможна постановка проблемы этногенеза вообще на данных археологических источников. Между тем нельзя не отметить, что как в археологии ведутся интенсивные теоретические разработки по проблемам "культуры и типа", так и в этнографии существуют фундаментальные теоретические труды по этносу и культуре этноса. Хотя эти разработки не изолированы друг от друга, следует подчеркнуть более оптимистическую позицию этнографов в вопросе соответствия этноса культуре (Бромлей, 1973, с. 63, сн. 67, 68). Лингвисты в меньшей степени затрагивают подобные вопросы соотнесенности этноса, культуры, языка, вероятно, довольствуясь простой аксиомой, что язык без носителей языка не существует, а этнос осознает себя при существовании у него языка и культурной традиции в условиях противопоставления других этносам и языкам. Характерно, что Т. В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванов также не углубляются в подобные вопросы: "Тезис о реальном существовании праязыковой системы, соотнесенной с определенной временной перспективой, предполагает и примерное определение границ территории, первоначального обитания носителей этого языка" (1984, с. 865, сн. 1,, 2). Другие, лингвисты считают, что у археологов нет четкого понятия археологической культуры, которое, естественно, должно предшествовать установлению этнического и языкового эквивалента для археологической культуры.
Подобные недоразумения у лингвистов возникают потому, что археологи периодически возобновляют дискуссии об археологической культуре, число определений "археологической культуры" достигло 500, причем, поводом к таким дискуссиям служат или синкретичные памятники, или памятники контактной зоны влияния двух или нескольких культур, или 'Вновь открываемые памятники. Любопытно, что острота дискуссий о соответствии археологической культуры этносу не способствовала решению проблемы, а привела фактически к снижению историзма в археологической интерпретации, к переносу центра тяжести в археологических исследованиях на описание, решение классификационных задач. Интересно и то, что импульс к сомнениям в правомерности связи "культура - этнос" всегда сообщали исследователи археологических источников конца I тыс. до н. э.- I тыс. н. э. В том случае, когда можно проверить данные археологического анализа письменными источниками, оказывается, имеет место несовпадение границ локализации этноса и соответствующей ему археологической культуры (Монгайт, см. Клейн, 1970), а другой возможности проверки тезиса о связи "культура - этнос" археологи не видят.
Вместе с тем нельзя, по нашему убеждению, переносить выводы такого рода на эпохи, отделенные тысячелетиями друг от друга, пос-скольку это может привести к искажению истины. Токарев считает (Бромлей, 1973, с. 63), что "культурная общность характерна лишь для этносов родоплеменной эпохи" ,и нарушается с приходом им на смену крупных этнических образований", другие исследователи полагают, что этносу присуща внутренняя культурная целостность и в более поздние эпохи (Бромлей, 1973, там же, с. 63)^. Более того, этнографы указывают, что границы отдельных проявлений культуры шире, чем границы культурного комплекса (что имеет место и в. археологии - В. С.), но на этом основании не делают вывода о несоответствии культуры этносу (Бромлей, 1973).
Причины расхождения археологических культур с ареалом распространения этносов, известных по письменным источникам, кроется и в неточном выделении культур, большая часть которых была оконтурена еще в начале века. С тех пор в археологических работах опериру-
57.

ют этими комплексами. Обоснованность их выделения привлекает внимание исследователя только в случае необходимости обозначить через "культуру" новые памятники, особенно если они находятся в зоне контакта двух и более археологических культур. В выделении археологической культуры археологи до недавнего времени руководствовались определениями А. Я. Брюсова (1956, с. 6, 7), М. Е. Фосс (1952, с 72- 73), А. П. Смирнова (1964, с. 3-10) и др. В 1970 году, казалось бы, была подведена черта сомнениям и дискуссиям об археологической культуре двумя обширными фундаментальными статьями И С Каменецкого (1970, с. 29) и Л. С. Клейна (1970, с. 37), где был провозглашен системный подход к археологической культуре. Общим в определении "культуры" И. С. Каменецкого и Л. С. Клейна было то, что культура была названа системой, в которой каждый признак имеет значение (хотя иерархия признаков допускалась), но должен рассматриваться в системе с другими, а культуры должны отличаться друг от друга не по одному-двум признакам, а по системе признаков. Такой подход, который на первое место ставил не значимость признака и его специфичность, а систему признаков в целом, был качественно новым, отличившим его от предыдущих решений проблемы. Однако такой подход усложнял работу и, естественно, требовал разработки методики выделения культур, либо практических работ, базирующихся на этих определениях культуры. В какой-то степени рекомендации И. С. Каменецкого по оценке черт сходства и различия признаков культуры могут рассматриваться как руководство к действию, но и они требуют проверки практикой (Каменецкий, 1970, с. 30). Таким практическим исследованием явилась диссертация Н. А. Николаевой (1987), посвященная выделению кубано-терской археологической культуры. Николаева предложила стратегию исследования проблемы выделения археологической культуры, разработала методику выделения, нашла метод сопоставления памятников (через логические классификационные схемы) и метод количественной оценки сходства и различия памятников. Вкладом Николаевой в разработку теоретического багажа проблемы является формулирование понятия "ядра" культуры, т. е. суммы сквоз-iibix транзитных признаков культуры, которые живут от начала до конца культуры. Это понятие важно тем, что позволяет перекинуть мост к "этническому ядру" культуры этноса и практически подтвердить тезис о правомерности постановки вопроса о связи археологической культуры и этноса. Определение археологической культуры Каменецким и Клейном максимально приближено к понятию "культуры этноса" в этнографии (Бромлей, 1973, с. 18).
Определение И. С. Каменецкого таково (1970, с. 29): "Археологическая культура- это группа памятников, занимающих сплошную территорию, границы которой могут меняться, и обладающих объективно существующим сходством материальных и нематериальных признаков, образующих сложную внутренне связанную систему, единообразно изменяющуюся во времени и ограниченно варьирующую в пространстве, существенно отличающуюся от аналогичного типа систем, характеризующего другие культуры". По Бромлею (1973, с. 18), "культура конкретной этнической общности как система составляющих ее компонентов фиксируется в пространственно-временном континуитете, причем, системообразующими признаками в данный момент могут быть любые, каждый из множества компонентов, входящих в данный момент в культуру". Этнографы говорят о "культуре в узком смысле слова" и выделяют в ней этнический слой" и называют его "традиционно-бытовой культурой", которая
58.

состоит из массовых и устойчивых традиционных элементов, а "в широком смысле слова культура" включает еще и "обыденное сознание и обиходный язык". Этнографы рассматривают этнический слой в культуре как состоящий из абсолютно специфических свойств, характерных только для данного этноса (процент таких свойств невелик) и относительно специфических свойств, тех, которые выделяют данный этнос среди соседних (Бромлей, 1973, с. 65). Этническому слою присущи и этноинтегрирующие, и этнодифференцирующие черты, находящиеся в диалектическом единстве. Неэтнический слой состоит 'из элементов культуры: 1) характерных для всего человечества; 2) присущих всем этносам данного хозяйственно-культурного типа; 3) являющихся общей принадлежностью соответствующей историко-этнографической области (Бромлей, 1973, с. 64).
Перенося эти выводы на археологическую почву, можно сделать заключение, что фрагментарность, ущербность, усеченность ископаемой материальной культуры по сравнению с культурой живого этноса, непосредственно наблюдаемою, не может явиться основанием для мнения, что в археологической культуре нет "этнического ядра", а следовательно, нельзя провести соответствия между археологической культурой и культурой этноса. Напротив, требования массовости, устойчивости, традиционности, предъявляемые к "этническому слою" культуры этноса, служит руководством к выявлению этнического слоя в археологической культуре, которым явится наиболее массовый, устойчивый, традиционный ее компонент. В археологической культуре представлены также элементы, общие для всего человечества; для данного хозяйственно-культурного типа (например, серпы, распространенные в земледельческих обществах; цедилки, распространенные в культурах со скотоводческой экономикой); для данной историко-культурной области (транзитные типы оружия, украшений и т. д.).
В развитие взглядов о "ядре" археологической культуры (Николаева, 1987, с. 2) можно сказать, что ядро культуры и хронологические ее срезы (т. е. то специфическое, которое появляется и исчезает в пределах одного этапа культуры), что обозначено как "портрет культуры", соответствует "этническому слою" культуры, поскольку представляет собой и устойчивое в культуре, и специфическое, особенное. Таким образом, в каждой археологической культуре представлен неэтнический и этнический слой, благодаря чему мы можем говорить о соответствии культуры этносу, если мы выявили ядро культуры, установили ее периодизацию и определили характерные для каждого этапа сумму признаков. В этой связи вновь встает вопрос, какие категории предметов, составляющие культуры могут быть вынесены в ядро культуры.
Керамика. Эта категория археологического материала многими исследователями признается вполне консервативной и традиционной. Керамическое производство древности несет в себе информацию о используемых природных материалах (глины, отощители), о технологии производства (обжиг, обработка поверхности, приспособления для изготовления формы), о формах посуды, об орнаменте (композиции, штампы, способ нанесения), о значении керамического комплекса в обряде погребения и жилом комплексе. Каждый из перечисленных признаков керамической традиции двуприроден, т. е. материален и нематериален, и характеризует материальную и духовную сферу деятельности членов данной этнической общности. И только практически все-таки доминирующую роль из названных признаков получили формы сосудов и орнаментация, поскольку типологический анализ всегда опережает технологический анализ ввиду его доступности. Кроме того,
59.

большая часть культур первобытности пользовалась широко распространенным сырьем, и методы анализа (химический, спектральный, петрографический) не в состоянии уловить специфики исходного сырья. О консервативности керамической традиции свидетельствуют наблюдения А, А. Бобринского: "Эмпирический характер знаний гончаров делал необходимым придерживаться постоянных правил работы с глиной, что неизбежно вело к консервации определенных приемов работы и сложению традиционных способов изготовления керамики. ...Полное перерождение субстратных навыков способно произойти в течение 5-6 поколений гончаров при условии, если каждое новое поколение будет вступать в контакт с носителями иных технологических, традиций изготовления керамики" (Бобринский, 1978, с. 244).
Погребальный обряд. Относится к числу устойчивых, консервативных признаков культуры; массовая характеристика, если культура представлена и погребальными памятниками. Если культура представлена только поселениями, то эта характеристика отсутствует. Это ограничивает ее универсальность.
Металлический инвентарь может включаться в ядро культуры, если имеет узкий ареал распространения, либо организован в такую систему, которая не характерна для других культур. Речь идет, в частности, об украшениях. Например, украшения кубано-терской культуры распространены по всей полосе азово-черноморских степей, однако та система украшений, которая встречена в типичных комплексах кубано-терской культуры на Северном Кавказе, отсутствует в древнеямной, катакомбной культурах Предкавказья и Северного Причерноморья. Как система, украшения могут быть включены в ядро культуры, или ее хронологические срезы (Николаева, 1987, с. 13-14), хотя каждое в отдельности украшение не может рассматриваться как характеристика только одной культуры. В связи с металлокомплексом может возникать много частных задач, которые должны решаться конкретно для каждой археологической культуры. Расхожее мнение, что металл - транзитен, поэтому не может быть культурно-значимым признаком, суживает источниковую базу археологической культуры в решении этногенетических проблем.
Тип поселений, укреплений, жилищ может включаться в ядро культуры, хотя универсальность и этой культурной составляющей ограничена двумя обстоятельствами: 1) неполнота сведений об архитектуре из-за разной сохранности поселений; 2) отсутствие поселений во многих степных культурах эпохи бронзы. В то же время эта характеристика имеет большое значение для сопоставления между собой культур неолита, для выявления "этнического слоя" в неолитических культурах.
Орнаментация на сосудах несет в себе информацию, которая большей частью не расшифрована исследователями. Культово-магическая функция орнамента бесспорна, но нельзя отрицать, что орнамент - это и искусство, которое не выделено еще из сферы культа. Общеизвестно значение для периодизации и установления происхождения культур неолита и бронзового века орнаментации на сосудах, которая столь специфична, что является доминирующим компонентом в "ядре" этих культур (например, культура шнуровой керамики, культура шаровидных амфор, вучедольская культура и др.).
Из сказанного следует, что керамика, орнамент на ней, погребальный обряд, система металлокомплекса, специфические элементы архитектуры могут быть включены в "ядро культуры"; если существуют от начала до конца культуры, и характеризуют устойчивую часть куль-
60.

туры. Специфические компоненты культуры, дающие представление 6 "портрете культуры" (терминология Н. А. Николаевой, 1987, с. 2), которые могут также быть составлены из керамики, металлокомплекса, деталей обряда погребения и архитектуры, представляют традиционную часть археологической культуры. Все вместе - и ядро, и хронологические срезы, т. е. портрет культуры,- дают представление об "этническом слое" археологической культуре, т. е. о том слое культуры, на основании которого одна культура отличается от другой.
Таким образом, если в археологической культуре выделяется слой, который может быть поставлен в соответствии с "этническим слоем" культуры этноса, то вопрос о соответствии археологической культуры (ископаемой культуры исчезнувшего этноса) этносу становится излишним; речь может только идти об обедненности этнического слоя археологической культуры сравнительно с культурой некогда живого этноса. Подобный экскурс позволяет нам считать правомерным проведение связи "культура - этнос". Если основываться на точке зрения, выска-3dиной недавно официально признанным лидером теоретической археологии Ю. А. Захаруком, то и такие экскурсы излишни: "Археологическая культура является совокупностью территориально и хронологически взаимосвязанных археологических памятников определенного типа, которые отражают территориальное распространение и этапы исторического развития группы родственных племен, говоривших на диалектах одного языка" (Захарук, Каменецкий, 1970).
Противоположной точкой зрения является вывод А. Л. Монгайта (1973, с. 42): "И поныне этническое определение археологических культур не обрело еще характера методического приема". Несмотря на перечисленные ошибки воззрений и метода Г. Косинны (Монгайт, 1973, с. 41-42), Монгайт, вслед за Егерсом, считает, что метод, практикуемый Г. Косинной, помешал разработке правильной идеи о том, что праистория народа может быть реконструирована на основании ретроспекции археологических источников (1973, с. 41, 39). За одиозностью фигуры Г. Косинны критики его концепции не рассмотрели того факта, что сама идея восстановления генеалогии народов по данным археологии в ретроспекции принадлежит классику археологии О. Монтелиусу (там же). Несмотря на то, что метод ретроспекции Монтелиуса - Косинны не реабилитирован, многие исследователи охотно прибегают к нему. Так, Б. А. Рыбаков (1978, с. 182-196) пытается проследить праславян в III тыс. до н. э. в культуре шаровидных амфор, не обосновывая непрерывной культурной преемственности от культуры славян I тыс. н. э. до III тыс. до н. э. Число таких примеров можно умножить, однако наша задача состоит не в том, чтобы показать, насколько последовательно применяется метод ретроспекции, а что он вообще применяется в археологии.
Попыткой другого рода следует считать проведение параллелей между археологическими реалиями и культурой, реконструированной по письменным источникам.
Локализация индоевропейской прародины может быть проведена двумя путями. Первый путь состоит в последовательном движении от культур исторических индоевропейцев до культуры IV тыс. до н. э.- хронологического промежутка, в котором существует и. е. праязык. Исторические индоевропейцы известны в разных хронологических периодах, и последовательное приближение к IV тыс. до н. э., соблюдая условие культурной непрерывности или генетической цепи родственных археологических культур, можно вести от балтов I тыс. н. э., от скифов-иранцев I тыс. до н. э., от греков II тыс. до н. э. и хеттов III тыс. до н. э. Сложность таких исследований состоит в том, что
61.

культура исторических индоевропейцев, зафиксированных Письменной исторической традицией, мешалась с культурами субстрата, поэтому прежде чем прослеживать культурную непрерывность, необходимо выделить "чистые" памятники и комплексы исторических индоевропейцев, а это и составляет основную трудность. Второй путь соотнесения археологической культуры с пракультурой индоевропейцев начинается с определения экологической ниши формирования этноса по данным лингвистики. Если лексика языка географически детерминирует нишу формирования и. е. пранарода, то имея точные данные о хронологии формирования языка и этноса также из данных лексики, можно точно определить культуру-эквивалент по археологическим данным.
Условиями, необходимыми и достаточными для определения археологической культуры культурой-эквивалентом и. е. пракультуре, являются:
1. Совпадение временных и ареальных характеристик (хронология, экология, гидронимия) языка и культуры-эквивалента;
2. Совпадение культурно-социальных дефиниций (уровень и формы экономики; уровень производства материальной культуры; идеологическая и духовная сфера).
3. Изменения в языковом состоянии должны находить соответствия в культурно-этнических процессах (интеграция, ассимиляция, миграции, диффузия, эволюция и др.).
Вопрос об использовании данных лингвистики и о совмещении этих данных с данными археологии упирается в допущение связи "культура- этнос - язык". Если такая связь невозможна, то проблема локализации индоевропейской прародины становится беспредметной. Выше было показано, что в той же мере, как культура живого этноса соответствует этносу, так и ископаемая культура исчезнувшего этноса соответствует этносу, т. е. доказано, что связь "археологическая культура- этнос" существует. О связи языка с этносом этнографы не дают однозначного ответа (Бромлей, 1973, с. 54). Часть исследователей считает, что этническим признаком культуры может быть признан только тот язык этноса, который им создан (Токарев, Агаев, Бромлей, 1973). Другие исследователи (Бромлей), полагают, что даже если этническая общность пользуется языком, воспринятым от другого этноса, то и этот язык для данного общества будет выполнять этнодифференцирующую функцию. Но ни те, ни другие не сомневаются в том, что язык является этническим признаком культуры, входя в "культуру этноса в широком смысле слова и в узком смысле слова", в последнюю "своей содержательной стороной - письменностью, устным творчеством" (Бромлей, 1973).
Чрезвычайно важно мнение этнографов, что в процессе своего становления этническая общность пользуется одним языком, что этнос и язык формируются одновременно, причем языковая общность - хотя и важнейшее условие формирования этноса, но не следует за ней и не предшествует этнической (Бромлей, 1973, с. 58). Очевидно, что одновременно с формированием этноса и языка оформляется этнический слой культуры этноса. Это дает нам право видеть в устойчивом комплексе археологической культуры, т. е. обладающей массовыми и традиционными чертами эквивалент некоему этносу и языку, присущему этому этносу. Общность территории этноса - важнейшее условие его формирования. Территориальное единство необходимо и для дальнейшего воспроизводства этноса, его культуры (Бромлей, 1973, с. 32). Подчеркнем, что территория формирования этноса должна быть относительно не-
62.

большая, чтобы одинаковые явления получали адекватные определений в языке (если соблюдается условие одновременного формирования этноса, культуры, языка).
Соответствие одной археологической культуры только одному этносу и языку не противоречит тому, что генетически родственные, отделившиеся одна от другой культуры, тоже соответствуют одному языку. Очевидно также, что двукультурность праязыкового эквивалента соответствует началу процесса диалектного членения праязыка, который представляется спонтанным, непрекращающимся процессом до выделения отдельных языков.
Проблема этнической и языковой атрибуции связывается, таким образом, с установлением генетической преемственности двух и более археологических культур, одна из которых определена в этническом и лингвистическом отношении. Для установления преемственности культурной эстафеты археология располагает методом сравнительной типологии объектов материальной культуры и методом анализа культурно-хозяйственного типа (ХКТ), который используется нами на протяжении всего исследования. Для объективной оценки сходства двух культурных комплексов необходимы количественные критерии. Традиционно употребляемый коэффициент сходства К= s2/m*n - не пригоден в условиях работы с разными в количественном отношении по объему комплексами. Нами использован в данной работе коэффициент совмещения, предложенный для сравнения археологических комплексов впервые Николаевой (1987, с. 2 и ел.) . Коэффициент совмещения определяется долей общих типов инвентаря к числу типов в меньшем из сравниваемых комплексов.
Критерии при оценке сходства двух сравниваемых ХКТ - качественные и количественные. Залогом успеха служит полнота сравнения, т. е. включение максимального числа характеристик, составляющих ХКТ. Для количественной оценки сходства может также использоваться коэффициент совмещения. Прародина - это область обитания носителей праиндоевропейского языка. Это вполне реальная дефиниция, но не постоянная в своих границах. Главная ее характеристика - это изменение в своих территориальных и временных границах, так как мобильность индоевропейцев известна как из фактов лингвистики (гидронимия), так и истории. Наполнить конкретным содержанием каждую из фаз развития праиндоевропейской общности - эта задача находиться за пределами возможностей лингвистики по крайней мере на настоящем уровне исследований.
Из всего вышесказанного следует, что изменения материальной культуры сопровождаются синхронными изменениями в языке, поскольку в любом случае введение новых реалий не может не найти адекватного отражения в языке. Такие значительные изменения в материальной культуре Лендьел и КВК были обозначены нами как фазы развития позднеиндоевропейской прародины ПИЕ I - VII (Сафронов, 1983, с. 83-84). Какому этапу эволюции праязыка соответствуют выделенные нами ПИЕ I - VII, этот вопрос решается конкретно в каждом случае в комплексе археологических и лингвистических фактов. Вопрос генетической преемственности культуры Лендьел от культуры Винча позволяет перейти на .данных археологии к понятию о финале среднеиндоевропейской прародине (СИЕП), которая соответствует среднеиндоевропейской фазе развития праязыка индоевропейцев, точнее ее концу. 63.

Уникальные соответствия культуры Винча и культуры Чатал Хююк несмотря на территориальный и временной разрыв позволяет ставить вопрос о раннеиндоевропейской прародине (РИЕП) по данным археологии, соответствующей области расселения носителей раннеиндоевропейского языка, реконструированного выдающимся лингвистом Андреевым.
Постулаты соответствия археологической культуры, этноса и языка, а также соответствия блока генетически преемственных культур диалектам одного языка (при условии их территориального и временного стыка) и концепция трех состояний индоевропейского праязыка, созданная Андреевым, методически обосновывают нашу концепцию о раннеиндоевропейской прародине РИЕП, финале среднеевропейской прародины (СИЕП), позднеиндоевропейской прародине в 5 фазах развития до распада и древнеевропейской прародине, обозначенной ПИЕ VI и ПИЕ VII, т. е. в период, когда на севере ареала ПИЕ еще сохраняется индоевропейская общность, а на юге образуются новые общности (представляющие собой новые культуры, возникшие на базе праиндоевропейских, а следовательно, и новые языки). Методически обосновано отсутствие археологического эквивалента для СИЕП, находящейся, по всей видимости, в Малой Азии. Методически правильно перенесение модели расширения латинского языка из небольшой области Лациум для объяснения процесса развития общеиндоевропейского праязыка (Шрадер, 1913; Гамкрелидзе, Иванов, 1984). Действительно, эта модель может быть привлечена для реконструкции общеиндоевропейского состояния, поскольку она повторяется в развитии греческих полисов в среде неиндоевропейского населения, хеттской федерации с включением неиндоевропейского хаттского субстрата и даже скифского царства. Исследование взаимодействия археологических культур-эквивалентов праиндоевропейскому и диалектам праязыка с культурами субстрата и между собой дает новый материал для корректировки модели развития праединства и дает возможность воссоздать правдоподобную картину исторического развития носителей индоевропейского праязыка и их диалектов, их вклада в мировую сокровищницу культуры, великих открытий, способствуя преодолению сложившихся стереотипов о древнейшем прошлом индоевропейских народов.
ГЛАВА 5
АРХЕОЛОГИЧЕСКИЕ КУЛЬТУРЫ V-IV ТЫС. ДО Н. Э.

В ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ НИШЕ ИНДОЕВРОПЕЙСКОЙ ПРАРОДИНЫ. ИНДОЕВРОПЕЙСКАЯ АТРИБУЦИЯ БЛОКА КУЛЬТУР ВИНЧА - ЛЕНДЬЕЛ -КВК

Археологические культуры V-IV тыс. до п. э. в зоне формирования индоевропейского праязыка, оконтуренной в соответствии с характеристиками флоры, фауны, ландшафта и гидронимии, должны быть проверены на соответствие культурно-хозяйственному типу индоевропейской пракультуры, охарактеризованному по данным лексики праязыка (нами приведен в главе 8). Хронологически существование единого праязыка индоевропейцев перед его распадом определяется в настоящее время как IV тыс. до п. э.
64.

В ареалу к югу от Западных Карпат, Судет, Рудных год, к северо-востоку от Шуманы, восточных склонов Альп, в Подунавье (в меридиональном течении Дуная), Среднедунайской низменности до Южных Карпат в IV тыс. до н. э. известно несколько археологических культур.
Культура линейно-ленточной керамики распространена в Германии, Польше, Чехии, Словакии, Венгрии, и эти территории соответствуют ареалу прародины по данным флоры, фауны, гидронимии. В то же время культура линейно-ленточной керамики (КЛЛК) расширяется в позднейшей фазе от Франции до Румынии, Молдавии, вытесняясь с первоначальной зоны обитания культурой Лендьел и ее производными, и таким образом, выходит из границ ареала ПИЕ в западной границе, поскольку КЛЛК переходит Рейн. Занимая, в основном, V тыс. до н. э., КЛЛК представлена в IV тыс. до н. э. своими производными -группой Желиз в Северной Венгрии, группой Железовцы - в Западной Словакии, культурой Бюкк - в Восточной Словакии, алфелдской линейной керамикой в Потисье до Мароша, культурой накольчатоленточ-ной керамики - в Чехии, Германии, в Польше.
Характер развития культуры меняется во времени: V тыс. до н. э.- это период преобладания гомогенной культуры на большом пространстве; IV тыс. до н. э.- процесс дифференциации культуры. Выделяется две фазы в развитии культуры: старшая и младшая. Хронологическая позиция КЛЛК относительно железовской культуры доказывается вертикальной стратиграфией на поселениях в Штурово и Чатай (Западная Словакия). Старшая фаза КЛЛК синхронизируется с культурой Старчево-Криш II-III ступени, по Д. Гарашанину. Важнейшие местонахождения старшей фазы КЛЛК в Западной Словакии - Биня, Гурбаново, Штурово, Милановцы, Чатай (Павук, 1980, с. 138) -многослойные поселения с 2 фазами КЛЛК.
Культура линейно-ленточной керамики в младшей фазе взаимодействует с керешским субстратом и дает в Потисье и Восточной Словакии дериват - восточнословацкую культуру линейно-ленточной керамики, которая в Венгерском Потисье называется алфелдской культурой линейно-ленточной керамики. Развитие последней проходит параллельно с младшей фазой КЛЛК более северных территорий Средней Европы. Через алфелдскую культуру устанавливается факт первых контактов с Винчей А, появление которой на Балканах вызвало активность и смещение керешского субстрата на север, где носители Кереш и КЛЛК и вступают в первые контакты.
Дальнейшие контакты с Винчей вызывают преобразование и младшей фазы КЛЛК, выразившееся в появлении железовской культуры в Западной Словакии, в Венгрии и Нижней Австрии.
Словацкие археологи увязывают происхождение железовской группы памятников с младшей фазой КЛЛК, ссылаясь при этом на Горные Лефантовицы и Дворы над Житавой. Железовская культура в Венгрии и Западной Словакии доживает до Предлендьелского горизонта, к которому словацкие археологи относят памятники типа Биня-Бичке, синхронизируя их с культурой Словении - Сонот IB. Абсолютные даты памятников железовской культуры ступени Па и III 3565± ±120 (Штурово); 3775±140 (Горные Лефантовицы) гг. до н. э. В Восточной Словакии железовской культуры нет, но этот период заполняется буковогорской культурой, которая проходит в своем развитии четыре ступени - Бюкк А, Бюкк АВ, Бюкк В, Бюкк С. Эта культура более локальна, чем железовская, но частично заходит на территорию Венгрии. Происхождение буковогорской культуры от КЛДК. документируется памятниками в Домице, Ардово, Копчанах. Абсолют-
65.

нал дата буковогорских памятников ступени Бююк В в Копчапах - 4080+75 гг. до н. э. по радиоуглеродным датам.
Для КЛЛК старшей фазы характерны небольшие поселения с несколькими домами, как определяют археологи, с численностью населения до 100 человек. Указывают на сооружение дома, который может рассматриваться как дом вождя или общинный дом, поскольку выделяется размерами (Титов, 1988, с. 74). Поселения не укреплены, имеют небольшой мощности слой, что указывает на характер хозяйственной деятельности, связанной с частой сменой мест поселений и возвратом на прежние, оставленные поселения. Площадь поселений достигает 25 га, как в Биланах (Чехия).
Уклад хозяйства - земледельческо-скотоводческий, причем земледелие примитивное, подсечно-огневое, связанное с лессовыми почвами, как считают исследователи. Скотоводство, практикуемое жителями поселений КЛЛК, свидетельствует о развитии стада, продолжающемся приручении диких и скрещивании домашних животных с дикими видами.
В обряде погребения преобладает положение на боку, скорченно, но встречается и вытянутое положение скелета. Отмечается посыпка охрой в погребениях КЛЛК. В качестве погребального инвентаря встречались и раковины 5ропс!у1о8, указывающие на существование обмена € далекими южными территориями; а также каменные -шпоры и зернотерки.
Керамическое производство КЛЛК обладает консервативными традициями. Формы однообразны (рис. 9), однако на поздней ступени развития, в период железовской культуры появляется много новых ам-форпых форм керамики, не свойственных культуре линейно-ленточной керамики, но характерных для культуры Випча (Мюллер - Карпе, 1968, П, табл. 197 : С, Р : 3,7; 198 : В : 1, С : 1, Д : 2; табл. 216 : А : 1-4; Д :5, Е:3,8; табл. 217: 1-9,17).
Таким образом, культура линейно-ленточной керамики распространена в ареале, практически полностью совпадающем с ареалом прародины индоевропейцев (исключение составляет южная граница: КЛЛК отсутствует на Северных Балканах, за Дунаем, в бассейне рек Савы и Дравы, в Северо-Западной Болгарии), что привлекало внимание исследователей к этой культуре как к возможному археологическому эквиваленту ПИЕ-культуры (Бош - Гимпера, 1961; Девото, 1960; Ю. Неуступный, 1976; Дьяконов, 1983 и др.). Однако культура линейно-ленточной керамики не имеет производных, которые доживали бы до середины III тыс. до н. э. и имели бы распространение в Восточной Европе, доходили бы до ареала картвельского языка и картвелоязыч-мых культур. Так, первые производные от КЛЛК - культура Желиз, культура накольчатоп керамики и Бюкк не выходят за пределы 1-й половины IV тыс. до н. э., причем, только культура накольчатой керамики вошла компонентом в культуру Рессен (наблюдается сужение ареала от Богемии, Моравии, Средней Германии, Нидерланд, Силезии ч Малопольши, связанного с КНК, до Средней Германии, где распространена группа Рессен), которая, в свою очередь, по мнению некоторых ученых (Косинна, 1902) послужила частично основой для появления культур шнуровой керамики. Следует отметить тот факт, что дезинтеграция КЛЛК имеет место уже в конце V тыс. до н. э., тогда как лингвисты определяют V- IV тыс. до н. э. еще как период существования единого праязыка индоевропейцев.
Более плодотворные, вторые производные КЛЛК, от Кёреша, такие, как культура алфелдской линейной керамики, дают линию полгарских культур от Сакалхат -Лебё - культуры Тиса, Тисаполгар и Бодрогке-
66.

рештур. Последние две культуры входят в первую половину III тыс. до н. э. Однако распространение этих культур только в Потисье с небольшими заходами в Южную Польшу, Западную Украину и Молдавию, а также их исчезновение и последующее оформление Бадена на этих территориях не позволяют считать это направление культурного развития европейского населения индоевропейским.
Наконец, образование культуры Боям - Джулешты в результате взаимодействия племен КЛЛК и культуры Боян - Болинтенеану привело к появлению памятников культур Прекукутени II-Триполья А, развившихся под влиянием комплексов с расписной керамикой в Кукугени А - Триполье В (Николаева, 1986, с. 11), непрерывно развивающихся вплоть до 25-24 вв. до н. э., когда Триполье исчезает, не оставляя продуктивных производных во II тыс. до н. э. Кроме того, культуры Кукутеии - Триполье практически не меняют своего ареала, кроме внутренних перемещений под влиянием импульсов извне.
Другие стороны культуры линейно-ленточной керамики также противоречат представлению о праипдоевропейской культуре. Монотонность керамической традиции (фактически вариации одного керамического типа), отсутствие стратификации в архитектуре и домостроительстве не соответствуют нашим знаниям (по данным лингвистики) об индоевропейском обществе как социально-иерархизовапном. Даже скудные сведения о характере земледелия у племен КЛЛК и праиндоев-ропейцев свидетельствуют о значительном различии земледельческой практики. Так, племена КЛЛК не вспахивали легкие лессовые почвы, злаки не сеяли, а закапывали в ямки (Титов, 1988, с. 74), тогда как у праипдоевропейцев известно пашенное земледелие, а зерновые культуры высевались (см. о одинаковых корнях для обозначения действий 'пахать', 'сеять'- Мейе, 1938, с. 388; Сафронов, 1983, с. 22).
Заслуживает внимания анализ В. С. Титова, учитывающий ведущие точки зрения западноевропейских археологов о социальной структуре КЛЛК (Титов, 1988, с. 78). Он отмечает "в системе поселений первичного неолита Европы один административный уровень", политическую и экономическую независимость общин КЛЛК, представленных поселением. "Никакой интеграции выше уровня отдельной общины не наблюдается" (Титов, 1988, с. 78). Мало свидетельств о войне и военных действиях, мало укрепленных поселений, малочисленны предметы вооружения. Общество КЛЛК рассматривается как матрилокалыное. Вероятность такого вывода подтверждается отсутствием или незначительностью военных действий, низкой политической интеграцией (Титов, 1983, там же), зависимостью основных средств существования от женского труда. Насколько правомерен такой анализ па археологических данных, зависит от степени разработки этих вопросов историками первобытного общества и этнографами. Во всяком случае такая социальная интерпретация общества КЛЛК не соответствует социальной характеристике праипдоевропейцев.
Культура накольчатой керамики занимает ареал меньший, чем ареал ПИЕ, поэтому также не может считаться возможным эквивалентом культуре праиндоевропейцев (это территория Чехии, Средней Германии и Силезии), причем ареал КНК больше соответствует ареалу праиндоевропейской гидронимии, находясь за пределами ареала ПИЕ по данным флоры и фауны (рис. 10). Чайлд считал, что культура накольчатой керамики возникла из слияния КЛЛК с более примитивными культурами местных племен, находившихся еще на стадии мезолита и живших в гористых областях между Дунаем и Рейном и в Тюрингии, в долинах рек Североевропейской равнины и на песчаных дюнах Польши (Монгайт, 1973, с. 234, сн. 85). Следует подчеркнуть, что отсутст-
67.

вие переднеазиатских аналогов для КЛЛК делает вероятным предположение о европейской автохтонности КЛЛК. В керамике КЛЛК (в форме и орнаменте) ощутимы звенья классической схемы начала изготовления керамической посуды как корзины, обмазанной глиной и случайно обожженной. Форма основного типа керамики КЛЛК напоминает корзину; орнаментация лентами напоминает корзиночные ленты. Разнообразие керамики КЛЛК выражается не в расширении набора форм, но в разнообразии орнаментации, что также указывает па примитивное керамическое производство. Местное происхождение КЛЛК и отсутствие видимых связей с Древним Востоком не дает археологической основы для реализации предположения лингвистов о контактах праиндоевропейского и прасемитского в V тыс. до н. э. (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, с. 870).
Во второй половине VI и V тыс. до п. э. па территории Македонии, Сербии, Западной Валахии, Молдавии, Молдове, Трапсильвапии, болгарской Фракии, в Банате распространилась культура Старчево-Кереш - Криш- Караново I (название культуры складывается из региональных названий одной культуры в Югославии, Венгрии, Румынии, Болгарии). Ареал этой культуры совпадает только в южной части с ареалом ПИЕ; никогда культура Старчево не появлялась в северной половине области древнеевропейской гидронимии. Хронологические рамки культуры: вторая половина VI - первая половина V тыс. до н.э. Эта культура не дала никаких производных, кроме как в Потисье, где Криш вошла в контакт с КЛЛК и дала производную - культуру алфелдской линейной керамики, преобразованной влиянием Винчи А в культуры полгарского круга. Однако и это направление - тупиковое, не имело распространения в области древнеевропейской и и. е. гидронимии на территории Польши, Германии и исчезло с появлением Бадена в конце первой половины III тыс. до н. э. Типология керамических форм Старчево указывает на связи с культурами Анатолии (Хаджилар IX) и Фессалии (Пресескло) (Мюллер - Карпе, т. 2, с. 91, табл. 123 : А; 127 : А, В) как с возможными предшественниками, а также с культурами Фессалии (Сескло) и Анатолии (Хаджилар VI) -как с синхронными и соседними культурами (рис. 8). Культура Старчево- Кереш - Криш - Карапово относится к кругу расписных культур, поскольку наряду с монохромной и барботиппой керамикой в этой культуре впервые появляется роспись на ангобированпых сосудах. Интересно, что впервые появляются спиральные и меандровые орнаментальные мотивы в Старчево-Криш - Караново I (Мюллер - Карпе, 1968, т. 2, с. 91, табл. 142:34 и др.), предшествуя росписи в КЛЛК. Расписная керамика Старчево объясняет появление расписной керамики в Винче, с которой Старчево синхронна па последней стадии, в КЛЛК, с которой Старчево и синхронна, и вступает в контакт в Потисье; в культуре Лендьел, Лужайки, в которые компонентами вошла Винча и, частично, Желиз. Роспись как орнаментация недолго удерживается в культурах индоевропейского круга, по эстафета расписного декора удерживается в культурах Юго-Восточной Европы, где сильнее наследие Криш и КЛЛК, т. е. в Кукутени - Триполье, в Бояпе III- IV, Петрешти, Херпай.
Прямого контакта с культурами лендьелского круга у культуры Старчево нет, но в Старчево впервые появляются сосуды на ножках, распространившиеся потом в культуре Лендьел, воспринятые, вероятно, через Винчу от Старчево (Мюллер-Карпе, т. 2, табл. 142: 38, 39, табл. 143 : В4 сравнить с табл. 147 : 33, 36 и с табл. 203 : 31, 32). Форма поселения культуры Старчево - тель. Экономический уклад- "кочевое" земледелие со скотоводством, охота, рыболовство
68.

(Монгайт, 1973, с. 208). Земледелие характеризуется (также и в КЛЛК) как примитивное. Поселения не укреплены. Малочисленность предметов, которые могут считаться предметами вооружения населения Старчева, указывают, как и в случае КЛЛК, на мирный характер экономики и жизни населения Старчева, малое значение войны. Следовательно, социальная интерпретация общества Старчева должна быть аналогична социальной характеристике культуры линейно-ленточной керамики-т. е. это матрилокальное общество, что противоречит социальному портрету праиндоевропейской культуры как общества с развитой троичной социальной структурой (жрецы, воины, производители материальных благ, по Дюмезилю, 1986, с. 11).
Таким образом, ареал культур Старчево, слабая миграционность, отсутствие производных культур, которые бы вошли во II тыс. до н. э., уклад экономики и социальная характеристика общества не позволяют считать Старчево эквивалентом праиндоевропейской культуры.
В ареале ПИЕ в конце V--начале IV тыс. до н. э. находится культура Тиса. Территория ее распространения ограничена Потисьем (Северо-Восточная Венгрия, Восточная Словакия). Происхождение культуры-Тиса связано с памятниками Сакалхат-Лебе, Тисадоб с основой в культуре алфелдской линейно-ленточной керамики с сильным влиянием Винчи. Уклад хозяйства - земледелие, скотоводство; очень развито рыболовство. Форма поселений - телли. Известны грунтовые могильники со скорченными на боку скелетами (Горша, Кекеньдомб - Мюллер -Карпе, 1968, т. 2, с. 476, .№ 217,220). Керамика этой культуры представляет смесь керамики Бюкк, КЛЛК поздней фазы, Винчи и Лендьела. Культурно-дифференцирующим признаком культуры является ее орнаментация (резной меандр), а в форме керамики - геометричность контура (прямоугольные столики-сосуды - Мюллер - Карпе, т. 2, табл. 188:Е1,8; Ф1,2; треугольные). Вазы для фруктов представляют не чашу на ножке, а биконическую конструкцию (Мюллер - Карпе, т. 2, табл. 184: 31), что отличает эти вазы от лендьелских, винчанских вариантов, но приближает к вазам Димини (фазы Арапи). Встречаются лицевые урны (Жентес, Жегвер - Тюшкевес - Мюллер - Карпе, т. 2, табл. 186: А6,7; 187: А2,3). На сосудах изображаются лица, сосуд принимает антропоморфную форму, много разнообразных подставок со знаками принадлежности к культу. Известна керамическая скульптура божества, сидящего на троне с серповидным оружием (Мюллер - Карле, т. 2, с., табл. 187 :А1). Обращает внимание, что несмотря на развитые культурно-дифференцированные признаки в виде некоторых керамических форм и орнамента, в культуре Тиса живут и просто непереработанные вннчанские формы и даже пластика, По-тисье - это зона влияния Винчи, которая оставила здесь и чистые памятники (Осентиван VIII1-Винча А), и смешанные по притокам Ти* сы - Марошу (Винча - Тордош), и различные импорты в виде сосудов и пластики в культурах Потисья (Бюкк - Вошод, Тиса - Лебе - Мюллер - Карпе, т. 2, табл. 184:12, 13). Такого явления не наблюдается в других культурах IV тыс. до н. э. в Подунавье. Таким образом, локальность культуры Тиса как ареальная, так и временная (потисской культуры не было в зоне индоевропейской гидрономии на территории Польши, Германии; по времени занимает 1-ю половину IV тыс, до н. э.), отсутствие производных в HI-II тыс. до н. э., непереплавленная в единое целое многокомпонентность культуры Тиса не позволяют считать ее эквивалентом ПИЕ, а лишь одной из фаз дезинтеграции массива КЛЛК (фаза интеграции из осклочных групп алфелдской линейной керамики).
Рассмотрение археологических культур в V тыс. до н. э. в ареале
69.

ПИЕ но данным географии флоры и фауны показывает, что ни одна из рассмотренных культур: КЛЛК, КНК, Старчево -Кереш, и Тиса не удовлетворяет условиям, предъявляемым к археологическому эквиваленту пракультуры индоевропейцев. Одно из этих требований-условий состоит в том, что формирующаяся пракультура должна сначала занимать небольшую территорию в ареале ПИЕ, а затем расшириться так, чтобы покрыть ареал индоевропейской гидронимии, а также иметь контакты с картвелоязычными и семитскими культурами, а также культурами-носителями северо-кавказских языков. Последние контакты могли происходить в Средиземноморье, на Древнем Востоке, на Северном Кавказе, поэтому культуры-эквиваленты пракультуре индоевропейцев либо должны сами иметь контакты с указанными регионами, либо давать производные, которые достигают регионов, где распространены культуры-носители всех названных языков (картвельских, семитских и северо-кавказских).
Археологические "ультуры V, IV, III тьис. до н. э. Винча, Лендьел и КВК (которые мы опустили в вышеприведенном экскурсе), удовлетворяющие этому условию, последовательно во времени сменяют друг друга, причем зарождение новой археологической культуры проходит на пограничьи с материнской и с продвижением за ее пределы. Дочерние культуры не поглощают материнскую^ напротив, последняя продолжает существовать, а их фазы развития взаимно обогащают друг друга. Скорость перемещения значительна: одни и те же памятники находятся на территории от Моравии до Скандинавии и трудно установить их приоритет. Дочерние культуры IV-III тыс. до н. э. занимают территорию почти всей Средней Европы в течение 1,5 тысячелетий, а культуры III-II тыс. до н. э. занимают все степные и лесостепные пространства Восточной Европы, Предкавказья, та,кже степную часть от Черного моря до Минусинской котловины, достигая и мест локализации исторических индоевропейцев и регионов, где могли осуществиться связи с картвелоязычными, семитскими и северо-кавказскими народами.
Такими культурами являются культура Винча (середина V тыс.- кон. IV тыс. до н. э.), которая занимает территорию культуры Старчево - Криш - Кереш, т. е. Югославию, все Подунавье (от Западного Причерноморья до Словакии, Баната включительно), вероятно, распространяясь с востока по Дунаю. Основными культурами винчанско-го круга в V и IV тыс. до н. э. являются Дудешть (в Румынии), Боян Брлинтенеану, Усое I (Болгария, Причерноморье), Хотница (Северо-Восточная Болгария), Градешница (Северо-Западная Болгария). Культурами винчанского круга в IV--III тыс. до н. э. являются Караново VI- Коджадермен - Гумельница - Криводол - Селькуца. Собственно концом Винчи в Болгарии, Румынии надо считать появление культур Сэлькуца IV -Чернавода I.
Как будет показано ниже, на основе культуры Винча и субстрата КЛЛК или- Старчево -Кереш возникают памятники типа Сопот - Лендьел в Хорватии, Словении, Бичке в Задунайской Венгрии, Биня в Западной Словакии и Лужанки. Последняя является древнейшим памятником культуры Лендьел, развивающимся на хронологическом отрезке от 4000 г. до н. э. до 28 в. до н. э. (приблизительно), когда она была поглощена культурами Бадейского круга, порожденными Лендьелом и дочерней его культурой - культурой воронковидных кубков. На протяжении более чем 1000 лет культура Лендьел соседствовала на юге с материнской культурой Винча, а на севере, северо-востоке и, северо-западе в течение 700 лет с дочерней культурой КВК (культурой воронковидных кубков). Причем, прослеживаются отдельные фазы
70.

большого единообразия на территории от Балтийского моря до Балкан от Альп до Западной Украины, равно как и дезинтеграции этого массива. Уже в самой схематической форме видно, что модель развития этих трех культур более всего соответствует лингвистическим данным и концепции на основе этих данных существования позднеиндоевропейской прародины - колыбели почти всех современных европейских народов - и является единственной гипотезой, примиряющей аргументы в пользу европейской и азиатской прародины индоевропейцев, через промежуточное звено малоазийского происхождения - культуру Винча.
71.